Земля недоступности
Шрифт:
4. В ПОГОНЕ ЗА СЛЕДОМ
Солнце садилось в белесой дымке, скупо освещая западные склоны холмов. Длинные острые гребни тянулись без конца и края. Ряд за рядом, как волны в океане. И вид у них был такой же, как у волн. Горбатые, вздыбленные пушистой снежной спиной с северной стороны, они ниспадали глубокими вмятинами с южной. С первого взгляда, да еще издалека, их никак нельзя было принять за холмы. Скорее просто навороченные жестокой метелью сугробы. Да даже подойдя вплотную, у самой подошвы невозможно было определить
Взбирались на холмы змейкой. Иначе не держали на подъеме лыжи. Ноги ехали назад. Люди тыкались в хрустящий, сахарно — звонкий наст. Норвежцы еще ничего, справлялись лучше. А немцы, привыкшие к плотным фирнам, проваливались сразу, как в расступившееся болото, стоило податься корочке наста.
В тех низинах, где снег был открыт теплому дыханию юго — западных ветров, люди, проваливаясь, сразу попадали в подснежные озера талой воды. Верхний покров был непрочным и проваливался даже под лыжами, не говоря уже о собачьих лапах. Несчастные животные по грудь уходили в мокрую крупу. До крови резали себе ноги о края тонкого наста.
В лазании по гигантским сугробам — холмам и в переправах через затопленные под снегом долины прошел день. Солнце обвело длинные тени людей вокруг их ног и спустилось к горизонту. Из собачьих ртов повисли распаренные красные языки.
Стали на ночевку.
Разбили палатки. Глядя на прозрачный огненный венчик примуса, Зуль думал о несметных угольных залежах, скрывающихся внутри холмов — сугробов. Под эти мысли и уснул.
А через несколько часов, когда тени палаток стали короче, невыспавшиеся люди свернули немудреные крыши и, оглаживая хореями собак, пошли дальше.
Зуль пытался заговорить с проводниками о шпате. Но Илья просто не понимал его. А Михайло хитро отмалчивался. Наконец Зуль решил, что и сам не пропустит места, где проводники видели шпат. Так и шел, внимательно следя за откосами холмов — не покажется ли где — нибудь грунт.
Но грунта не было. Снег лежал кругом, насколько хватал глаз, толстым слоем. Прикрытый настом, изборожденный застругами — на склонах холмов. Рыхлый, напитанный водой, не сдерживающий лыж в долинках. На снегу полдничали. На снегу же разбили и второй ночлег.
Больше с проводниками не разговаривал. Все равно без толку. На третье утро встал на лыжи хмурый. Сердито толкал назад палки, вскидывая хрясткие осколки заледеневшего снега.
К середине дня заметно потеплело. И на вершинах снег стал слабым. Кроме того, покров сделался гораздо тоньше. Иногда, проваливаясь, лыжи дергали нервы досадным скрежетанием по каменистому грунту. А к шести часам снег остался только в долинках. На желтой матовости можно было дать отдохнуть глазам от непомерного сверкания снега. Пришлось лыжи привязать к санным тюкам. Полозья шли с надсадным скрипом по песку и каменьям. Люди впряглись вместе с собаками. Хорей загулял по косматым собачьим бокам.
Через два часа вымотались вконец. Стали на ночевку.
Когда
— Я с вами, господин Князев, хочу говорить в последний раз по — хорошему. Расскажите — ка точно — скоро ли то мес…
Но Михайло не дал договорить. Беззаботно махнул рукой:
— Это, небось, сызнова насчет мелкоскопного стекла — то? Не стоит беспокоиться, мистер, все будет в порядке.
— Значит вы согласны? — обрадованно придвинулся Зуль.
— Не знаю, насчет чего вы это… жилу — то эту мили две уже, как проехали… Шли бы спать, мистер профессор.
Михайло хмыкнул в бороду и натянул капюшон.
Зуль медленно пошел к своей палатке. Но в нее не вошел. Сел на сани и задумчиво стал крутить пальцами бороду. В первый раз пальцы дрожали.
Подумавши, Зуль встал. Распаковал мешок на санях. Достал из него несколько колышков с приделанными к ним маленькими дощечками. На манер тех, что бывают в ботанических садах. Сунул в карман нож.
Долго и внимательно изучал горизонт. Приглядываясь к оставленным на каменистом грунте слабым следам саней и сапог, пошел туда, откуда два часа назад пришел вместе с караваном.
Над кучей свернувшихся клубками собак приподнялась меховой горой фигура. Из — под надвинутого на лицо капюшона человек повел путанными черно — седыми космами бороды в сторону удаляющегося ровными шагами доцента. И снова опустился.
5. ЗУЛЬ ИСЧЕЗ
В привычки Хансена не входило волнение, и все — таки ему трудно было не выказать своего беспокойства. Наскоро позавтракав, он захватил самый сильный бинокль и пошел к высокому каменистому гребню, нависшему над лагерем. Но сколько ни глядел, не нашел ничего, похожего на человека. Когда вернулся к стоянке, палаток уже не было. Все было уложено и плотно увязано на санях. Люди оживленно обсуждали происшествие.
Илья Вылка спокойно курил, лежа перед мордами головной упряжки.
Михайло суетился, перебегая от одних саней к другим. Внимательно оглядывал собак. Щупал шлейки. Тряс сани. Видел Хансена, спускающегося с гребня, но не подошел к старику. Издали только прислушался, как Фритьоф говорил:
— Не можем же мы, господа, бросить его здесь… Придется еще подождать, потом предпримем поиски… Право, это так странно.
Михайло выпрямился и сгреб в кулак черноседые лохмы бороды. Бросив хорей, подошел к остальным:
— Вот что я скажу… Я вроде как, ночью вставамши, видел профессора Зуля…
От неожиданности все вскочили. Хансен схватил Князева за рукав.
— Уходил он будто из лагеря, — пробурчал проводник.
Хансен радостно оживился:
— Он был одет?
— Полностью, по — походному, — уверенно подтвердил Михайло.
— А направление? Куда же он пошел?
Михайло внимательно огляделся, точно прикидывая:
— Вон туды.
И нерешительно прибавил:
— Так мне сдается.