Земля незнаемая. Зори лютые
Шрифт:
Тем часом в хоромах посадника Юрия Копыла собрались бояре и посадники, с утра совет держат. Нежданно все повернулось. Мыслили бояре, уедет Репня, а они попросят у великого князя угодного себе наместника. Ан нет, Репня-Оболенский тут как тут.
Посадник Леонтий, боярин степенный, властный, слушал, молчал долго, потом повел речь, чтоб ехать к великому князю Московскому с жалобой на наместника. Другие бояре к этому тоже склонились. Однако хозяин хором, белый как лунь посадник Юрий Копыл, заупрямился:
— Нужды нет. Репня-Оболенский либо
Боярин Сидор слюной забрызгал, посохом затряс:
— Мздоимец твой Репня, посадник Юрий. Отчего ты за него распинаешься?
Молодой боярин Малыга вставил:
— У Репни с ним дружба!
— Врешь! — вскочил Юрий, — За облыжные слова не прощу!
Лысоголовый тучный боярин Шершеня взвизгнул:
— Лют, аки волк, лют Найден! Литве поклонимся!
Другие бояре свое ведут:
— Самоуправствует Реши, с нами совета не держит! В иные времена Псков сам себе господин бывал, аль запамятовали?
— Не потерпим того! — в несколько голосов закричали бояре. — Кто во Пскове голова? Мы!
Прикинули бояре так и этак и порешили: жаловаться на Репню-Оболенского. Пускай великий князь Василий заберет его. Но тут снова Копыл заелозил, на своем упирается:
— Вольны вы, я же вам в этом не товарищ!
Боярин Малыга вставил:
— Не я ль сказывал, у посадника Копыла с Репней дружба?
Взбеленился Копыл, кулаком на Малыгу замахнулся:
— Прочь из моих палат!
Малыга подскочил, сунул Копылу под нос кукиш:
— На-кась!
И уже от двери, одернув кафтан, кинул:
— Я ухожу, посадник Юрий. Отныне, просить будешь, нога моя не ступит в твои палаты. Но како ты ответ станешь держать перед псковицами?
За боярином неторопливо поднялся с лавки посадник Леонтий, проронил:
— Не по званию поступаешь, Юрий, ох не по званию. — И ушел.
За ним направились бояре Сидор и Шершеня. Следом и другие потянулись.
Опустели хоромы. Посадник Юрий Копыл из палаты выскочил, позвал челядинца:
— Тащи кафтан новый да шапку!
Облачился поспешно. За воротами посмотрел по сторонам. Бояр не видно. Задрав бороду, Копыл направился с доносом на обидчиков.
На другой день поскакал в Новгород гонец с письмом от наместника к государю. Жаловался Репня-Оболенский на псковских бояр. Они-де не токмо его, наместника государева в городе Пскове, уважать отказываются, но и самого великого князя Московского не почитают и признавать не желают. Людей наместниковых бесчестят, от государевой казны деньги утаивают.
Спозаранку начинается жизнь в торговом Новгороде. Возвещая начало дня, звонко отбивают часы на Ефимьевской башне: в мелкое серебро колокольцев вплетается звучный бас могучего колокола, будит народ. Из гостевых дворов спешат на торг купцы. Мастеровой люд принимается за свое ремесло. Потянулись по Волхову вверх и вниз корабли с разными товарами, распахнулись городские ворота.
Великий князь Василий ночь
— Погодите, крапивное семя. Чать, новгородское боярство с посадницей Марфой Борецкой тоже похвалялось, много мнили о себе. Ин склонили головы перед государем Иваном Васильевичем. Тако и вы, боярство псковское, дай час, на карачках в Москву приползете. — И, сжимая кулак, грозил невидимому врагу.
Поутру велел сыскать дьяка Далматова. Искали долго, пока один из челядинцев не догадался в кабак заглянуть. Дьяк щи хлебал и квасом запивал. Услышал, что государь зовет, про еду позабыл. Толстый не в меру, длиннорукий, Далматов припустил рысцой, челядинец едва за ним поспевает.
Василий встретил дьяка бранно:
— Почто ждать заставляешь, аль батогами поучить, чтоб службу не забывал?
— Виновен, государь…
— Ви-но-вен, — передразнил Василий. — В чревоугодье погряз, Третьяк. Вишь, брюхо, — ткнул пальцем. — У бабы непраздной [19] такое не редкость.
Шагнул к аналою, взял свиток, потряс:
— Сие Оболенского грамотка. Поедешь во Псков с моим ответом. Когда о том скажу. Может, завтра, а может, на той неделе. Теперь же отправляйся к князю Курбскому, проведай о здравии. Коли хворь от него не отступила, своди лекаря. — Покрутил головой, посетовал: — Не ко времени занемог князь Семен.
19
Непраздная — беременная.
Дьяк порог переступил, за дверь взялся, закрыть, как голос Василия остановил:
— Окольничего князя Великого найдешь, мои слова передай. Пущай он из Новгорода самолично никуда не отъезжает. Ежели князь Курбский не поправится, его с тобой во Псков пошлю.
В неделю дотащились псковичи до Великого Новгорода. Посадник Леонтий да бояре Сидор с Федором утомились, растряслись. Колымаги древние, неуклюжие, скрипят, душу выворачивают.
На ночевках боярин Федор надоел сомнениями. Не понапрасну ль затея: может, московский князь и слушать не захочет. Репня-то его наместник…
Но Сидор с Леонтием упрямились, доказывали. Не желают псковичи Оболенского. Пускай заберет его Василий, а даст им в наместники такого князя, коий бы с боярством псковским ладил и во всем совет с ним держал…
В Новгороде ни Леонтий, ни Сидор с Федором давно уже не были. Вона как разросся, и будто никакого мора не было. Город оглушил, колготный, населенный, не то что тихий Псков. И понастроено сколь палат и теремов. Окна большие, на косяках, стеклом цветным переливают. Дома боярские из камня, не бревенчатые…