Земля, о которую мы разбились
Шрифт:
Она зажмурилась.
– Он ушел.
– Ты знала?
– Он начал собирать вещи, когда думал, что я сплю. – По ее щекам потекли слезы, но она так и не открыла глаз. Какое-то время мы просто лежали в тишине. Ее печаль превратилась в мои слезы, а ее слезы выражали мою печаль.
– Думаешь, он будет по мне скучать, когда я умру? – спросила Мари. Каждый раз, когда она говорила о смерти, мне хотелось проклинать вселенную за то, что она причиняет боль моей лучшей подруге. Моей семье.
– Не говори так, – строго сказала я.
– И все же он будет скучать? – Она открыла глаза,
Я кивнула.
– Да, она сказала, что мы все равно будем видеть ее: в лучах солнца, в тенях, в цветах и дожде. Она сказала, что смерть не убивает нас, а лишь пробуждает для чего-то большего.
– Ты когда-нибудь ее видела? – прошептала Мари.
– Да, я вижу ее во всем. Абсолютно во всем.
Она всхлипнула и кивнула.
– Я тоже. Но больше всего я вижу ее в тебе.
Это были самые добрые слова, что я когда-либо слышала. Я скучала по маме каждую секунду каждого дня, и Мари даже не подозревала, как много значило ее признание. Я придвинулась к сестре и крепко ее обняла.
– Он будет скучать по тебе. Он будет скучать по тебе, пока ты жива и здорова, и он будет скучать по тебе, когда ты станешь частью деревьев. Он будет скучать по тебе завтра, и он будет скучать по тебе, когда ты станешь ветром, коснувшимся его плеча. Мир будет скучать по тебе, Мари, даже несмотря на то, что ты проживешь еще много лет. Как только тебе станет лучше, мы откроем наш цветочный магазин, хорошо? Мы обязательно это сделаем.
С самого раннего детства мы с сестрой были влюблены в природу. Мы всегда мечтали открыть цветочный магазин и даже посещали Школу цветочного дизайна в городе Милуоки. Каждая из нас получила ученую степень в области бизнеса, так что мы обладали всеми необходимыми знаниями. Если бы не рак, у нас был бы свой магазин. Поэтому я планировала сделать все, что в моих силах, чтобы осуществить эту мечту, как только болезнь останется позади.
– Хорошо, Мари? Мы обязательно это сделаем, – повторила я, надеясь, что это прозвучит более убедительно и Мари почувствует себя лучше.
– Хорошо, – сказала она, но в ее голосе звучало сомнение. Ее трогательные карие глаза, так похожие на мамины, были полны глубочайшей печали.
– Тебе принести банку? И мешок с монетами?
Я вздохнула, но все же поспешила в гостиную, где накануне вечером мы оставили банку и пакет с мелочью. Прозрачная банка, обернутая розовой и черной лентами, почти заполнилась монетами. Мы придумали это семь месяцев назад, когда Мари поставили диагноз. На боку банки были написаны буквы «НМ», что означало «негативные мысли». Всякий раз, когда у кого-то из нас в голове проносились плохие мысли, мы клали туда монетку. Каждая негативная мысль вела к прекрасному результату – поездке в Европу. Я была уверена, что, как только Мари станет лучше, мы используем эти деньги, чтобы отправиться в путешествие и воплотить в жизнь еще одну мечту.
На каждую негативную мысль у нас была монетка, напоминающая о лучшем будущем.
У нас было уже восемь полных
Я села на кровать, и она приподнялась на подушках, хватая мешочек с мелочью.
– Стручок? – прошептала она.
– Да, Горошинка?
Слезы текли по ее щекам все быстрее и быстрее, сотрясая ее исхудавшее тело нахлынувшими эмоциями.
– Нам понадобится гораздо больше мелочи.
Мари высыпала все монеты в банку, и как только она закончила, я обхватила ее руками, словно боялась, что она распадется на части. Они прожили в счастливом браке пять лет, но Паркеру было достаточно всего семи месяцев, чтобы сбежать, оставив мою сестру справляться с болезнью и разбитым сердцем.
– Люси?
Сидя на крыльце дома, я услышала, как кто-то зовет меня по имени. Пока Мари отдыхала, я сидела здесь, в кресле-качалке, изо всех сил стараясь понять, как все это могло произойти. Подняв глаза, я увидела Ричарда – моего парня. Он поспешно спрыгнул с велосипеда и направился ко мне.
– Что произошло? Я получил твое сообщение. – Рубашка Ричарда, как и всегда, была покрыта пятнами краски, потому что он был художником. – Прости, что не отвечал на твои звонки. Я выключил звук, потому что запивал свою печаль по поводу отказа очередной художественной галереи.
Он подошел и поцеловал меня в лоб.
– Что случилось? – снова спросил он.
– Паркер ушел.
Едва заслышав эти слова, Ричард удивленно раскрыл рот. Я рассказала ему обо всем, что произошло пару часов назад, и чем больше я говорила, тем чаще с его губ срывались громкие восклицания.
– Ты шутишь? Мари в порядке?
Я покачала головой: конечно же, она была не в порядке.
– Пойдем в дом, – сказал он, протягивая мне руку, но я отказалась.
– Мне нужно позвонить Лирике. Я уже давно пытаюсь до нее дозвониться, но она не отвечает. Хочу попробовать еще раз. Можешь проверить, как там Мари, и узнать, не нужно ли ей чего-нибудь?
Он кивнул.
– Конечно.
Я подалась вперед и стерла со щеки Ричарда желтую краску, а затем поцеловала его.
– Мне жаль, что тебе отказали в галерее.
Ричард поморщился и пожал плечами.
– Все в порядке. Пока ты не против встречаться с неудачником, который недостаточно хорош для того, чтобы его работы попали на выставку, я не отчаиваюсь.
Я была с Ричардом уже три года и не представляла, что могла бы встречаться с кем-то еще. Меня ужасно злило, что мир не дает ему шанса проявить себя, ведь он был достоин успеха, как никто другой. Как бы то ни было, я всегда буду стоять рядом с ним и верить в его талант.
Когда он вошел в дом, я еще раз набрала номер Лирики.
– Алло?
– Наконец-то. – Услышав ее голос впервые за очень долгое время, я вздохнула и выпрямила спину. – Я весь день пыталась до тебя дозвониться.
– Ну, не каждый может быть миссис Даутфайр и работать в кофейне несколько часов в день, Люси, – сказала Лирика с явным сарказмом в голосе.
– Теперь я работаю только няней. Я ушла из кофейни.
– Кто бы мог подумать, – ответила она. – Послушай, тебе что-то нужно или ты просто не знаешь, чем себя занять, и поэтому решила замучить меня звонками?