Земля обетованная
Шрифт:
– Да как же это? – воскликнула мадам Форжо. – В один прекрасный день Клер обручается в Бретани с человеком, которого я в глаза не видела, а теперь она хочет заставить меня сказать, что я выдала ее замуж силой? Ну, знаешь ли, Сибилла, всему есть пределы, даже бессмыслице!
– Я вас прекрасно понимаю, тетя Анриетта, но думаю, что гражданский брак Клер возмутил бы вас еще сильнее.
– Скажу больше: я вообще не посчитаю это браком. И категорически отказываюсь лжесвидетельствовать в церковном суде. Для этого я слишком почитаю религию.
На том переговоры и окончились, и Клер пришлось заключить свой второй брак всего лишь в мэрии Восьмого округа. Генеральша Форжо на свадьбу не приехала.
– Я не собираюсь одобрять своим присутствием это безумие, – заявила она госпоже де Савиньяк. – Если Клер угодно погубить
– Но ведь она выходит замуж за человека, наделенного великим талантом, – мягко возразила Анна де Савиньяк.
– Лично я никогда не понимала его писанину! – отрезала генеральша. – Да и не в том дело. Я знать его не хочу, потому что не считаю своим зятем. И пока брак Клер не расторгнут Церковью, он был и останется единственно законным союзом между ней и отцом ее ребенка. А я всегда буду предана бедному Альберу, он вел себя в высшей степени благородно.
Дядя Шарль оказался более снисходительным, что было с его стороны довольно смелым поступком, если учесть значительную роль клиентуры Ларрака в делах его фирмы. Но он любил Клер, а кроме того, мадам Жанен, знавшая, что лирическая драма Менетрие будет поставлена в Опера Комик, сказала ему:
– Будьте на их стороне. Мало ли что… Может быть, когда-то и мне перепадет там роль.
Поэтому Шарль Форжо сказал Клер, когда она объявила ему о предстоящей свадьбе:
– Вот как, мамзель Клерон? Значит, решила сменить муженька, выйти за другого? Твоя матушка этим крайне недовольна, знаешь ли. Она прямо засыпала меня письмами – хочет, чтобы я вмешался в это дело, чтобы я отрекся от тебя… Но я все-таки буду твоим свидетелем – это уже входит у меня в привычку.
Свидетельницей Кристиана стала Эдме Ларивьер. А Сибилла и Роже, стремясь сохранить дружбу с Клер и одновременно проявить осторожность, срочно организовали «деловую поездку» в Лондон как раз на время ее свадьбы и прислали оттуда телеграмму, в которой, вместо поздравлений, стояла дежурная фраза «желаем счастья».
17 сентября 1926. – Вчера состоялась наша свадьба. Ну что сказать… Я так надеялась… но судьба оказалась безжалостной ко мне! Во-первых, наш брак все же не стал церковным, и я горько сожалею об этом, терзаюсь угрызениями совести. Гражданский брак – просто жалкая формальность, не вызывающая никаких чувств. Мне казалось, что я расписываюсь в договоре об аренде или в получении паспорта. Кристиан так откровенно скучал, что я пожалела его и почувствовала себя кругом виноватой. Мэр произнес напыщенную речь, в которой назвал «Орфея» «жемчужиной французской словесности». Я даже испугалась, что Кристиан сейчас встанет и уйдет. А потом… Мы планировали провести первый вечер нашей супружеской жизни вдали от Парижа. Я сама любовно выбрала в Компьени комнату с окнами, выходящими в лес. Но как раз в тот момент, когда мы собрались выезжать, на Париж обрушилась какая-то чудовищная гроза. Машина, которую я заказала, не пришла, застряв в этом потопе. И Кристиан, уставший от церемонии, воспользовался этим предлогом, чтобы остаться в Париже. Мы уныло поужинали у «Файо» и вернулись из ресторана в квартиру, так что наша «ночь любви» не ознаменовалась никакой переменой декораций. Громы и молнии не унимались до самого утра. Видимо, моя ненавистница Афродита добилась от Зевса этой божьей угрозы моему счастью. «Все пропало, мадам!» – как сетовал мой дорогой аббат. И мне захотелось, словно владелице Монтальского замка, начертать на наших стенах: «Больше не надеюсь!»
20 сентября 1926. – Я прекрасно знаю, чего ждала, на что уповала:
Уютный милый дом, круг ласкового света,Мечтательная мысль, блуждающая где-то,Взгляд, утопающий во взгляде милых глаз,Над чаем жаркий пар, закрытых книжек час.Так сладко чувствовать, что вечер на исходе;Усталость томная, готово всё в природеВлюбленных сумраком окутать в эту ночь —Дождаться бы, мечтою время превозмочь,Ускорив95
П. Верлен. Добрая песнь XIV. Перевод Е. Белавиной.
Да, вот и я хотела «мечтою время превозмочь, ускорив ход часов, поторопив недели»! Но в жизни, о мой милый Верлен, счастья не бывает, не бывает никогда. Наш домашний очаг – всего лишь эта крошечная квартирка, которую я с такой любовью обставила для Кристиана и которую он завалил книгами и нотами, превратив ее в храм беспорядка, в приют пыли.
– Кристиан, – сказала я сегодня утром, – вы позволите мне прибрать на вашем столе?
– Дорогая моя, – кротко ответил он, – если вы дотронетесь хотя бы до одного листка, мы расстанемся навсегда!
«О, эти мужчины! – сказала бы мисс Бринкер. – Нечистые, самодовольные животные».
23 сентября 1926. – Прежде всего я должна куда-нибудь переселить Кристиана. На улице Варенн я подыскала для нас большой дом. Самое трудное – уговорить его перебраться туда. Но это необходимо. Здесь, в трех комнатушках, я все время натыкаюсь на его посетителей. Нынче утром я вошла к нему, когда он обсуждал какую-то сцену с Монтелем, и сразу поняла, что мое присутствие раздражает их обоих. А кроме того, сюда наведываются и посетительницы. Я прекрасно понимаю, что должна их терпеть, ведь его всегда будут осаждать журналистки, поклонницы, актрисы. Но я предпочитаю их не видеть.
25 сентября 1926. – Я пригласила сюда моего сына, чтобы он не отвыкал от меня, но его приход обернулся полной катастрофой. Няня Флойд с ужасом взирала на горы книг. А Берти все твердил:
– Вы здесь живете, мама? А почему вы живете в таком маленьком домике?
Потом он вдруг решил, что стопки книг – это вражеская крепость, бросился на них и стал носиться по кабинету, производя не меньше разрушений, чем некогда танки его отца. Кристиан, который до этого с ангельским терпением пытался развлечь его, рисуя поезда, домики и зверюшек, внезапно пришел в ярость. Берти расплакался и сказал мне:
– Мама, а когда этот злой господин уйдет отсюда?
– Вот сейчас же и уйду! – выкрикнул Кристиан и ушел.
15 октября 1926. – Уже меньше стычек: во-первых, наша семейная жизнь, дневная и ночная, наконец устоялась; во-вторых, начались репетиции «Мерлина и Вивианы», они захватили нас обоих и, как ни странно, крепко сплотили. Но сменить эту рутину на мечту мне так и не удалось. «Больше не надеюсь, больше не надеюсь, больше не надеюсь!»
XXXIX
В декабре 1926 года в театре Опера Комик состоялась премьера «Мерлина и Вивианы», и это положило начало блистательной карьере автора, а его лирическая драма заняла первое место в ряду самых популярных спектаклей мира. Со времен «Луизы», [96] со времен «Пеллеаса и Мелизанды» ни одно французское произведение ХХ века не знало такого оглушительного триумфа. Через год этот спектакль прошел в театрах Метрополитен-опера и Ковент-Гарден, приведя публику в подлинный экстаз. Нью-Йорк стал называть именем «Вивиана» свои духи, ткани и яхты, а новый зимний спортивный курорт получил название «Броселианд-парк». Шум, поднявшийся вокруг имени Менетрие, быстро умножил количество его читателей. Сборник стихотворений в прозе «Классические и варварские мифы», опубликованный зимой 1927/28 года, достиг тиража, изумившего как издателя, так и самого автора.
96
«Луиза» – опера (музыкальный роман) Гюстава Шарпантье (1860–1956), либретто композитора при участии Сен-Поля Ру. Премьера состоялась в Париже, в театре Опера-Комик, 2 февраля 1900 г.