Земля обетованная

Брэгг Мелвин

— Где ты хочешь жить — в Лондоне или в деревне? — начала она.

— С одной стороны, — он изобразил пантомиму «Скрипач на коньке крыши», — столичные доходы и расходы, с другой — деревенское прозябание и наоборот; с одной стороны, город и безалаберная жизнь, с другой — деревня и скучная аккуратность, ну и наоборот; городской блеск, деревенская пустота, неясная тоска и апатия. — Он отметил скуку на ее лице и осекся. — А впрочем, другой стороны нет. Все одно и то же.

— Ты действительно так думаешь?

— У нас есть близкие друзья в Лондоне, и у меня есть старые друзья здесь. Но ты любишь этот коттедж, пожалуй, даже больше, чем я; меня,

вероятно, смущает перспектива оказаться оторванным от столичных связей, от заказов, которые там постоянно подворачиваются…

— Боишься, что у тебя высвободится на писание сколько хочешь времени?

— Удар ниже пояса.

— Сколько нам нужно на жизнь, как минимум?

— Ну… Коттедж, во всяком случае, придется продать. — Дуглас испытал облегчение оттого, что нашелся подходящий момент и он смог сделать это сообщение. Обдумывал он эту возможность уже несколько недель. Она приняла новость спокойно. — В банке мы взяли семь тысяч пятьсот фунтов и должны выплачивать по сто фунтов в месяц плюс четырнадцать процентов — многовато. Придется продавать, надеюсь, что цены держатся прежние и мы вернем свои деньги.

— Понятно. — Она помолчала. — Значит, этот вопрос решен. — Она очень любила их коттедж. Детство, проведенное в скитаниях, породило у нее страстное желание пустить где-то корни, и здесь было ее место в Англии.

— В общем, да. Разве только ты сможешь переменить работу и найти равноценное место здёсь — что маловероятно, при нынешнем положении дел в сфере образования, а я со своей стороны смогу получить какой-нибудь аванс и, может быть — может быть, — договориться с каким-нибудь журналом, что они будут регулярно предоставлять мне место для критических статей. Это дало бы нам возможность сводить концы с концами — только и это маловероятно, так как издательства и газеты балансируют на грани разорения. В общем, мы не можем содержать по развалюхе в разных концах страны.

Когда, чтобы отремонтировать коттедж, они обратились в муниципалитет за ссудой, им было сказано, что он относится к категории зданий, «непригодных для жилья». Дом в Лондоне, где им принадлежала квартира, находился в глухой, неприглядной улочке, которая, по мнению матери Дугласа, была самой настоящей трущобой; родители же Мэри уверяли, что там «очень мило».

— Ладно, — сказала она. — Лондон так Лондон. — Она взяла карандаш. — Давай я буду записывать.

— Проценты по закладной и страховка — скажем, семьдесят пять, или нет, приблизительно восемьдесят фунтов в месяц: скажем, тысяча годовых.

— Так.

— Муниципальный налог — триста фунтов, электричество — сколько? — двести пятьдесят; газовое отопление — двести пятьдесят; телефон — безумие какое-то! — триста; содержание машины — предположим, пятьсот пятьдесят. Еда?

— Клади тысячу. Я включаю сюда незначительные домашние починки.

— Что еще? Да, я собираюсь реализовать все эти мелкие страховые полисы шестидесятых годов — это даст около четырех тысяч, — чтобы немного уменьшить задолженность банку. А сам застрахуюсь на случай скоропостижной смерти — вы с Джоном получите крупную сумму, если я вдруг возьму и скоропостижно умру. Значит, еще двести пятьдесят. Пенсионное обеспечение. Тут я хотел бы платить семьсот пятьдесят, конечно при условии, что это окажется возможным. Если не считать страха утонуть в болоте, то больше всего меня пугает необеспеченная старость. Что еще? Напитки, твое курево, одежда, книги, светская жизнь — в общей сложности фунтов пятьсот.

Двести пятьдесят за ведение моих дел. Что получается? Накинь десять процентов на всякого рода непредвиденные обстоятельства.

Он мог и не спрашивать. В течение нескольких последних месяцев он не раз все это считал и пересчитывал. И планов у него было несколько. Тот, который они только что обсуждали, именовался «Пленка в стадии монтажа», вариант I, и предполагал продажу коттеджа. Вариант II предполагал продажу лондонской недвижимости и переезд на другую квартиру, поменьше. Вариант III, предполагавший мирное продолжение их брака, включал в себя продажу лондонской квартиры, переезд в коттедж и необходимость потуже затянуть пояса. Вариант IV предполагал, что он продаст все, что имеет, снимет лачугу в горах и будет жить там какое-то время, как Робинзон Крузо. Пока что ни один из этих четырех вариантов не был полностью отклонен. Имелся и еще один: «Пленка забракованная» — переход на совершенно новые рельсы. И заключался он в том, чтобы исчезнуть, оставив Мэри в покое и не с пустыми руками.

— Пять тысяч плюс десять процентов будет пять тысяч пятьсот.

Дуглас невольно присвистнул, хотя и знал отлично эту сумму.

— Уму непостижимо! Скажем, на круг шесть тысяч. Плюс что-то про запас, чтобы было из чего платить налоги. И это на жизнь для нас двоих и одного ребенка в условиях, которые мелкому буржуа викторианских дней показались бы нищенскими. С другой стороны, взглянув на нас, мой дед сказал бы, что мы живем по-царски: с центральным отоплением, хорошо питаемся, путешествуем, сигареты, вино и прочая. Подумать только, на своей первой работе он получал пятнадцать фунтов в квартал. При таких доходах ему понадобилось бы около ста лет, чтобы заработать то, что нам нужно в год как минимум.

— А как ты собираешься заработать свой прожиточный минимум, если я брошу преподавать?

— А зачем тебе бросать?

— Я хочу еще ребенка.

— Давай не будем… — Он замолчал. — Извини меня. Но… не надо сейчас, Мэри, когда мы оба пытаемся собраться с силами, чтобы веселиться всю ночь напролет в компании полузнакомых старых полудрузей, — это слишком тяжело.

Она смирилась с его решением ехать в Тэрстон. Спорить, очевидно, было совершенно бесполезно.

— Я просто считаю, ты должен знать, что я прекращаю принимать противозачаточные средства.

— О, черт!

Мэри улыбнулась. Дружеской, открытой улыбкой. Она сказала все, что хотела сказать.

Дугласу в ее улыбке почудился сарказм.

— Почему ты всегда стараешься дать мне почувствовать, что я дрянь? — спросил он.

— А может, ты и правда дрянь, — хихикнула она.

— Ладно, пусть так.

— Опять ты за свои фокусы!

— Будешь ты довольна, если я постепенно стану импотентом, куплю вересковую трубку, буду ходить на длинные прогулки с рюкзаком за плечами и участвовать в конкурсах «Нью стейтсмена»?

— И опять фокусы. — Она снова рассмеялась.

— Она рассмеялась! — Он помолчал. Он знал, что именно ей смешно, но предпочитал делать вид, что нарочно рассмешил ее. — Прошу заметить — всех замечающих — она рассмеялась!

— Мне вовсе не до смеха, — вдруг сказала она. — Я хочу еще ребенка.

Она встала и потянулась всем телом; смутное воспоминание, оставшееся от сегодняшнего утра, шевельнулось у него в памяти, но ухватить его он не смог. Он наблюдал за ней с удовольствием.

— От меня? — спросил он, сам удивившись своему вопросу. И что это ему пришло в голову спрашивать?