Земля оборотней
Шрифт:
— Ты правильно сказал, Йо… — тихо проговорил он. — Только не теми словами. Там есть… ничто.
Когда слово было произнесено, душная темнота наполнилась страхом. Ильма споткнулась на ровном месте. Остановился Йокахайнен, чувствуя, как по рукам и ногам поползла противная неодолимая слабость. Аке невнятно выругался себе под нос, поминая демонов, и на него тут же шикнула Асгерд.
Но тут послышался тихий звук скользящего железа: Ахти вытащил из ножен Плачущий Меч.
— А что это мы еле тащимся? — раздался его голос. — Ну-ка, пропустите меня вперед!
Он раздвинул
— Да что с вами? — спросил он удивленно. — Плететесь, словно слепые, еле шевелитесь! Смотрите, какая здесь красота!
«Смотрите?! — изумился Ильмо. — Да тут — хоть глаз выколи…»
И вдруг он осознал, что темноты больше нет. Пред ним были стены обширной пещеры, посреди которой возвышалась… Башня. Ильмо видел ее слабое красноватое свечение, словно сами ее стенки были созданы из адского света. Башня напоминала ствол дерева — круглые неровные стены, подобные коре; ответвления, уходящие в потрескавшиеся стены…
— Что это?! — прошептал он.
— Это и есть сампо, — тихо сказала Ильма. — Я предупреждала.
Ильмо не ответил. Он стоял и прислушивался к себе — может, что-то посоветуют боги, которые послали его в этот поход — самое время! Но ответом ему была лишь мертвая тишина. Это место не принадлежало миру людей. Казалось, все вокруг создано из черной пустоты и тускло-багрового свечения, даже стены и пол… Они парили в пустоте… Они были не в сердце горы, а где-то посреди беззвездной ночи…
— Ильмо, — раздался позади него прерывистый шепот Йокахайнена. — Посмотри туда. Вот там нас и ждет смерть…
Саами показал на пятно темноты. Его не могло развеять даже призрачное багровое свечение сампо. Приглядевшись, Ильмо понял, что перед ним дверь. Или лаз.
— Да это же лоток! — хмыкнув, сообщил Ахти.
Единственный из всех, он не чувствовал близости смерти, и даже не замечал, что остальные не могут двинуться вперед от страха. Все, кроме Асгерд. Она тоже не боялась Калмы — но совсем по другим причинам.
— Всё верно, — спокойно сказала она. — Раз есть мельница, должен быть и лоток. Вон и ручка сверху. Ишь, забавная штуковина! Тот, кто придумал заключить частицу Мирового Древа в карьяльскую зернотёрку, был, видно, большой шутник… Ну что, Ильмо? Хватит ли у тебя духу войти?
— Да чего уж там, — буркнул тот. — Такой путь проделали — не останавливаться же на пороге.
И пригнувшись, шагнул в кромешную тьму лотка.
Оказалось, что внутри вовсе не темно. Ильмо увидел, что он стоит внутри просторного саамского зимнего чума. Стенки его уходили в высоту и заканчивались вытяжным отверстием, сквозь которое виднелось беззвездное небо. В очаге беззвучно горело прозрачное черное пламя — словно пляска призраков.
У очага сидела старая саамская женщина. И была у нее одна рука, одна нога и один глаз — а второй половины у нее не было вовсе. Нет, не так — она была черна, ибо принадлежала иному миру. Ее лицо напоминало маску, из щелок глаз сочилась тьма. В правой руке старуха держала деревянную ручную мельницу, левой —
«Крыша его — беззвездное небо, а двери — Врата Хорна», — всплыло в памяти Ильмо. Где он это слышал? Какая разница. Он понимал, кто на него смотрит.
— «Вот мы и вместе», — сказала бабка волку, свалившись в ловчую яму, — скрипучим старушечьим голосом сообщила Калма, поочередно оглядывая вошедших.
Когда на Ильмо упал мертвящий взгляд богини, он едва не рухнул ниц, но удержался, и даже голову не склонил. Карьяла не поклоняются Калме — зачем поклоняться той, которая сама всех забирает?
— Мы пришли за сампо, — выговорил он, пока страх не лишил его голоса. — Его надобно отсюда забрать. Такова воля богов.
— Богов? — Калма мерзко захихикала. — Так это боги послали вас, детки, чтобы меня отыскать и вразумить? Что, сами не смогли сюда добраться — или побоялись?
— Может, хватит болтать попусту? — невежливо встрял Ахти. — Ты сама подумай, старая ведьма, — если эта штуковина весь мир загубит, какая тебе с того будет радость? Сейчас тебя весь Средний мир боится, а так останешься одна-одинешенька — с мельницей этой, как дура.
— О Матерь Калма! — выступила Ильма. — Выслушай нас! Разве ты сама не видишь очевидного? Сампо лишь манит властью, но в конце уничтожает всё! Ты хочешь стать первой среди богов, но не останешься ли ты в одиночестве среди пустоты?
Калма слушала их с явным удовольствием, даже головой кивала, а черные, словно из дыма сотканные пальцы ее все поглаживали ручку сампо.
— Всё верно поняли, детки. Верное моим желаниям, сампо уничтожит всё. И останусь я не первой — единственной. Или думаете, что я заскучаю в одиночестве? Да я от века одна! Никого не будет в мире, способного сравниться с Калмой, никого, способного бросить ей вызов! Разве не чудесно? Сама не знаю, что слаще — оттягивать этот миг или приблизить его наступление? Вот сейчас поверну эту ручку — и мир прекратит быть…
Черные пальцы сомкнулись на рукоятке, крышка дрогнула…
Но в этот миг Ахти выхватил меч и нанес удар с плеча.
…Ни Ахти, ни кто-либо другой из них не знал ничего о божестве, которому был посвящен Плачущий Меч. В землях Закатного моря правят совсем другие боги. Тут не слышали о солнечном боге стран восхода, который когда-то — один из всех богов и людей — умер по собственной воле и снова вернулся в мир живых, разбив врата смерти и проложив путь каждому, кто не побоится за ним последовать. Ахти понял лишь, что его удар достиг цели, — и тут же его глаза заволокла мгла. Чум, очаг исчезли — перед ним возникла призрачная бесформенная тень, которая бросилась на него и мгновенно растерзала. Обрывки, клочья души воина брызнули во все стороны; налетел сквозняк и выбросил их из чума прямо в черные воды Проруби. А тень, уничтожив Ахти, потеряла форму и силу и вытекла в вытяжное отверстие беспомощным дымом.