Земля Ольховского. Тайны чужого мира. Книга вторая
Шрифт:
– Вот почему сок у него такой липкий! – вмешался доктор, который обычно молча прислушивался к разговорам за столом и высказывался очень редко. – Как же мне из него ограждение делать, Николай Александрович?
– Надергай сухие стебли из стен хижины, – поднимаясь из-за стола, ответил я. – Хозяину теперь все равно, а мы едва ли воспользуемся таким жильем.
Примерно через полчаса мы отправились на осмотр наших золотых «владений». Перед выходом я хорошо прогладил джинсы своей помощницы горячим утюгом, и это немного укрепило ткань – теперь они уже не выглядели особенно ветхими (для определенного круга молодежи подобная потрепанность, впрочем, вовсе была нормой). Помимо своего неизменного арсенала, я прихватил тяжелое ружье четвертого калибра, а Огнев и Наташа – по полуавтомату. Это была обычная мера предосторожности – маловероятно, чтобы в тесных ущельях, где нам предстояло пробираться,
– Когда мы отправимся в круиз? – негромко поинтересовалась моя спутница, также совсем не беспечно (моя школа!) оглядывая темные высоченные стены ущелья, испещренные многочисленными трещинами и мелкую зеленую поросль у их подножия. – Мне бы хотелось, чтобы вы сшили до отъезда для меня еще пару вещиц…
– Сделаем… – легко согласился я (мое настроение сейчас не оставляло желать и лучшего – скорее всего, причиной тому был весьма благополучно завершенный первый этап нашей экспедиции). – Раскроим после ужина, а завтра прострочим на машинке. А наше плавание я наметил начать послезавтра – если ничего не случится, конечно…
– Вы опять не успеете отдохнуть сегодня, – заметила девушка. – Если так пойдет и дальше: вы совсем измотаетесь, а потом еще и начнете терять вес – у вас он и так очень умеренный… Когда я вас обнимаю, то в сравнении с вами кажусь себе очень упитанной… Совершенно не в меру…
– Вы абсолютно в меру упитаны, Наташа! – невольно засмеялся я. – Французы отмечают три стадии полноты: первая – внушает зависть, вторая – насмешку, а третья – сочувствие… Мне думается, что вы еще не достигли и первой из них!
– Николай Александрович! – быстро глянув на меня, улыбнулась девушка. – Вас девчонки часто называли «солнышком»?
– Случалось… Пожалуй, даже много раз! – вновь легко рассмеялся я. – Это женская проницательность?
– Совсем нет! – вполне серьезно ответила моя помощница. – В вас есть что-то необычайно светлое… С вами очень хорошо даже просто находиться рядом… Что же тогда можно сказать о дружбе и любви!
Мы остановились перед очередной развилкой: основное ущелье шло направо, а более узкий проход – влево, и вместе с тем, еще он поднимался под довольно значительным (но вполне преодолимым без дополнительного снаряжения) для обычного пешехода углом. Кивнув своему заместителю, я первый ступил на неровный, лишенный всякой растительности подъем. Осторожно ступая по целым глыбам и мелким кускам железной руды, в особенно трудных местах подавая руку Наташе, часто оглядываясь на своих спутников, я довольно быстро одолел большую часть пути и остановился, увидев в правой стене, на высоте своего роста, глубокую длинную неровную выемку, в которой на длине вытянутой руки тускло поблескивала золотая жила шириной более полуметра…
Моя помощница, немного запыхавшись, через минуту оказалась рядом со мной, и мы вместе подождали Огнева и Адмирала – последний поднимался очень неторопливо, хотя наверняка мог сделать это быстрее всех…
– За вами не угнаться, Николай Александрович, – переводя дыхание, метров за десять от нас с трудом проговорил мой заместитель. – Даже вон Наталью Андреевну измотали – даром, что молоденькая да физкультурница…
– Будет тебе ворчать, Иван Ильич! – с улыбкой отозвался я. – Поднимайся-ка сюда и посмотри, что мы тут нашли!
Через пару минут Огнев присоединился к нам и сразу приступил к осмотру жилы, верхнюю часть которой старательно сняли наши предшественники.
– Золотишко тут есть, конечно! – заметил мой заместитель. – Не одна даже тонна… Вот только добираться до него в этой выемке будет тяжеловато…
– По-хорошему, взрывать бы здесь надо скалу, Иван Ильич! – в раздумье проговорил я. – Проклянут нас с тобой наши мужики, когда начнут это богатство выскребать отсюда…
– Так что же… Взорвем, Николай Александрович! – широко улыбнулся мой бесценный снабженец. – Надо, так надо!
– Только не говори, что ты мне на судно натащил
– Так лишь пару ящиков-то всего тротиловых шашек, Николай Александрович, – повинился Огнев, поглаживая бороду и пряча улыбку (Наташа, стоявшая позади меня, рассмеялась). – К собакам в нагрузку, стервецы, всучили… А в дорогу-то я лишь десятка три захватил…
С минуту я еще с надлежащей строгостью смотрел на провинившегося подчиненного, а потом не выдержал – здоровенный мужик, словно школьник, виновато смотрел в землю (просто прирожденный психолог) – рассмеялся и сам.
– Знаешь что, Иван Ильич… – немного успокоившись после небольшой паузы, но все еще будучи не в силах сдерживать улыбку, проговорил я. – У меня в районе восточного предгорья Алтая есть хороший участок земли – там сейчас возводят хозяйский дом, дополнительные постройки и помещения для персонала – пойдешь ко мне управляющим? Беру вместе с твоими тремя или даже четырьмя семьями – еще одной все равно вот-вот обзаведешься – работы и места всем хватит!
– Согласен, Николай Александрович! Вот только еще пару-тройку экспедиций с вами осилим, а там можно будет и якорь бросать! – широко улыбнулся Огнев, продолжая поглаживать свою густую черную бороду, и хитро глянул на Наташу. – Будет, что детишкам рассказывать – и своим и вашим… будущим.
Моя помощница только головой покачала и тоже улыбнулась, но на этот раз, скорее всего, своим мыслям, а меня его слова настроили совсем на иной лад – я впервые задумался о том, что давным-давно упустил время вновь наладить собственную жизнь и сейчас браться за это дело было уже слишком поздно.
XII
Когда мы вернулись, «Дредноут» стоял уже над сухим береговым песком – две трехтонные лебедки с легкостью вытянули плот из воды, когда под него подвели нехитрое приспособление – поперечные деревянные катки, установленные на продольно уложенные бревна… Пройдя в кубрик, я тщательно (как, впрочем, обычно перед приготовлением пищи) вымыл руки, с помощью Володи поставил почти ведро дрожжевого теста, а потом сам добавил в хорошо перекрученный мясной фарш соли и сухой овощной приправы. Дождавшись свою помощницу, которая не преминула переодеться в голубую юбку и белую рубашку, я расстелил на досках стола пищевую полиэтиленовую пленку и стал делать из быстро подошедшего теста небольшие лепешки-сочни для будущих беляшей. Наташа, как обычно, принялась раскладывать начинку из фарша, я – лепить, а наш юнга поставил на огонь сразу четыре сковороды. Минут через двадцать, когда тесто поднялось во второй раз, мы выложили в кипящее масло первую партию. Ветра в это время не было, и густой, очень приятный запах готовящихся беляшей заполнил весь берег вокруг – даже сытые собаки подняли головы и потянули носами воздух, а мои подчиненные, не дожидаясь приглашения, на ужин стали по одному, по двое собираться в кубрике, чтобы попробовать в первый раз приготовленное мною здесь блюдо. Салат так и не успели сделать: съели – кто по паре помидор, кто огурец-другой, а беляши шли прямо со сковородок – едва лепить и жарить успевали. Дожидаясь очередной партии, хвалили мои изделия на все голоса, даже доктор не скупился – ни мой заместитель, ни я сам так и не стали поминать ему «лягушатину». Между делом заварили полведра чаю – с ним ели, кажется, даже еще живей. Нам с Наташей удалось попробовать беляши лишь спустя час – руки были у меня – в тесте, у нее – в фарше. Володе повезло больше – он стоял у сковородок и регулярно «снимал пробу». Начинка из мяса ящера оказалась сочной и очень вкусной – немного напоминала домашнюю курятину.
Когда мой заместитель, налив себе очередную кружку чаю, похоже, задумался: съесть ли сейчас еще с десяток беляшей или подождать немного, я попросил его показать мне негласно захваченный им в экспедицию «набор подрывника». Огнев с готовностью отставил кружку, поднялся, вытянул из-под своего топчана дорожную сумку средних размеров, расстегнул молнию и стал выкладывать прямо на одеяло небольшие бруски, упакованные в красную парафинированную бумагу – четырехсотграммовые тротиловые шашки. Бегло осмотрев их (дата изготовления приходилась на средину двадцатого века, но это не имело особого значения – тротил весьма инертное в химическом отношении вещество и у него нет четкого срока годности), я потянулся к маленькому железному ящичку, вытащенному Огневым последним, и осторожно открыл его. Детонаторы, тщательно уложенные в нем, были уже совсем недавнего изготовления, как и аккуратно свернутые в «бухточки» детонационный и огневой шнуры (оба в пластиковых оболочках, первый – красного цвета, второй – бело-серого).