Земля предков
Шрифт:
Вот и сейчас – обиделся. Не на шутку.
– Твои люди это были! – заявил боярин Жолудь. – Тому и свидетели есть!
– Предъяви! – немедленно потребовал Хрёрек-конунг, которого теперь звали князем Рюриком.
– Их сейчас нет со мной!
– Тогда закрой свой рот, пока я его не зашил!
Хрёрек с трудом сдерживался. Теперь, когда он снова мог держать меч, Хрёрек вновь ощутил себя настоящим вождем, конунгом, и злился от того, что какой-то боярин Жолудь смел разговаривать с ним на равных. Пусть даже за спиной этого Жолудя полторы сотни воинов, а за спиной
– Не грози мне, нурман! Это еще не все! Мой князь обвиняет тебя в том, что ты тайно убил его десятника Задорея!
Хрёрек ухмыльнулся. Ну надо же! Он, Хрёрек-конунг, ВТАЙНЕ убил какого-то паршивого десятника. Это было так забавно, что Хрёрек даже сердиться перестал.
– И почему твой князь так думает, холоп? – осведомился он.
Жолудь побагровел. Его оскорбляли прилюдно. Сначала рот пригрозили зашить, теперь холопом обозвали. Снести оскорбление молча – позор. Потребовать удовлетворения – так мерзкий дан именно этого и добивается. И ничего хорошего из этого не выйдет. А выйдет, что кого-то убьют. Или самого Жолудя, или того, кого он выставит защищать свою честь. Среди его гридней есть отменные бойцы, но все же не такие, как эти проклятые даны.
К счастью, Жолудь вовремя вспомнил: он не сам по себе. Он – посол Водимира. Следовательно, всякое оскорбление Жолудя – это оскорбление князя Водимира. Значит, слова дана следует передать Водимиру. А сейчас – продолжать.
– Известно, что Задорей бился с одним из твоих дружинников, – заявил Жолудь. – А после Задорей хотел вызвать твоего дружинника на поединок. А потом Задорей пропал. И этот дружинник – тоже. Мой князь считает, что ты испугался, что Задорей убьет твоего дружинника, и…
Докончить он не смог. Хрёрек захохотал. И кучка его приспешников данов – тоже.
– Я требую объяснений! – закричал Жолудь.
Хрёрек внезапно оборвал смех.
– Ты требуешь? – произнес он голосом, от которого Жолудь похолодел и очень пожалел, что большая часть его охраны осталась на ладье, а здесь – всего лишь большой десяток гридней. У дана было примерно столько же людей, но Жолудь все равно почувствовал себя мышкой, которая только что дернула за усы кота.
«Будь с ним построже! – напутствовал Жолудя Водимир. – Они должны нас бояться!»
Но сейчас испугался сам Жолудь.
Но Хрёрек сдержался. Он еще поучит боярина, как должно вести себя. Не сегодня.
– Ваш Задорей – трус, – произнес Хрёрек брезгливо. – Расспроси людей, и они тебе расскажут, как десятник твоего князя удирал с рынка с голой задницей. Оружие, трусливо брошенное Задореем, я твоему князю отправил. Прибавив мои сожаления: беда тому князю, у которого в старшей дружине такие, как Задорей. Как с такими на сечу выйти? Разбегутся же!
– Не сбежал Задорей! – возмутился Жолудь. – Он к тебе пришел: справедливого поединка требовать!
– Как же! – усмехнулся Хрёрек. – Если б хотел, не стал бы ждать, когда Ульф-хёвдинг покинет Ладогу. А когда Ульф вернулся, Задорей ваш, думается
– А куда делся твой человек Ульф? – набрался храбрости на очередной вопрос Жолудь.
– Не твоего ума дела! – отрезал конунг. – Убирайся!
А вслед ему пробормотал:
– Хотел бы я сам знать, где ты, Ульф-хёвдинг…
А Жолудь убрался. Искать правды у князя Гостомысла.
Не нашел. Не знал Гостомысл правды.
Корабль неизвестной сборки оказался как раз попутным. Здоровый, но какой-то неуклюжий, непривычно пузатый, борта низкие. Хотя под парусом шел неплохо.
Увидели нас, размахивающих руками, замахали в ответ, взяли к берегу.
– До Ладоги нам! – опередив меня, крикнула Заря. – Возьмете?
С корабля кинули сходню: доску метров шести длиной. Хватило. Место удобное, а осадка у пузана небольшая.
Заря, опять-таки опередив меня и брата – вот же решительная девка! – взбежала первой. Ловко так. Я аж залюбовался. Сразу видно, что Труворова дочка.
Братик – за ней. Этот вообще птицей взлетел. Я после него выглядел как корова на дерби. Сам – не в лучшей спортивной форме. Да еще в чужих здоровенных сапогах…
Как оказалось, моя неуклюжесть сработала в плюс.
По ту сторону борта оказались мужики бывалые. Оценили нас троих по пластике движений и расставили приоритеты. Отрок Вильд – на первом месте, Заря, хоть и девка, на втором, а я, оборванец в исподнем, на самом последнем. А что меч у меня, так ведь, может, и не мой это меч. Тем более висит за спиной, а не как положено…
В общем, приняли меня за раба.
Обидно.
Но в целом – удачно получилось. Если этакое безобразие можно назвать удачей.
Вильда приняли первым. Сунули шестом в ноги, когда на палубу спрыгивал, накинули сверху сеть, и двое сразу навалились – вязать. Заря за кинжал свой схватилась (успела), да какая-то сволочь сзади колотушкой ее по головушке…
И сразу заорали, будто финальную игру выиграли. Решили: сделано дело.
Язык, на котором орали, я не опознал. Равно как и национальную принадлежность негодяев. Зато боевой уровень определил как средненький. С парой-тройкой таких я бы разобрался без проблем. Но было их, навскидку, десятка два. Многовато даже для старины Ульфа.
Зато у меня был бонус: всерьез они меня по-прежнему не принимали.
– Поднимайся! Быстро! – Чернявый мужик сделал мне, застывшему на шаткой сходне, недвусмысленный жест копьем.
Будь я один – сиганул бы в реку. Вода, как и следует из названия, – мутная. Не стал бы чернявый наугад копье бросать. Жалко копья-то.
А я пронырнул бы в протоку и затаился в зарослях. И хрен бы они меня оттуда выловили.
Но детей Трувора я не оставил бы, даже будь у меня возможность с опережением добраться до Ладоги. Мало ли что нехорошие люди могут с ними сотворить за это время… Опять же – я перед ними в долгу. Кабы не они, я б, скорее всего, оказался на той стороне бытия, где пребывают души лоханувшихся воинов.