Земля сердечных мук

Смит Клод Клэйтон

Глава 11

Я вернулся на этот участок величиной в четверть акра летом 1973 года. Возвратился потому, что вождь Черный Ястреб, мой дядя Эд Шерман, попросил меня об этом. Ему было восемьдесят четыре года, и он умирал от рака. Жил он вместе со своей женой Эвелин, которой было семьдесят два года, и она страдала от жестокого артрита.

В доме царило запустение. Просмоленную бумагу посдувало с крыши. Мой дядя установил себе туалет. Агент по делам индейцев ободрил его и посоветовал отправить

счет администрации штата. Так он и сделал; но власти штата отказались оплачивать счет. У дяди был рак, и он был слишком стар, чтобы воевать с ними. Поэтому я приехал домой, на эту четверть акра, чтобы сделать её пристойным местом для кончины старика.

Когда-то мой дядя, Эд Шерман, участвовал в качестве актера в Шоу о Диком Западе, возглавляемом Энини Оукли и Баффало Биллом Коли. Он надевал парадный наряд -гастовеха, рубаха с бахромой и кожаные штаны, бусы и браслет. Фото его печатали в газетах.

Но индейцы обычно так не ходят; в подобном наряде на охоту не пойдешь. Мой дядя Эд одевался так, потому что белые люди хотели его таким видеть: он подтверждал их расхожие представления об индейцах.

Эд Шерман работал механиком в компании «Автобусы Белой Компании». Название выглядит иронично, поскольку индейцам всегда приходилось топать по следу белого человека.

«Белый человек дал, белый человек и взял», – так говаривал мой дядя Эд; умер он в феврале 1974 года, еще до начала войны за четверть акра. Хорошо, что он не застал ее.

Он привык к жизни более спокойной. Мечтал жить в своем старом доме и умереть в мире.

Я приехал, чтобы уважить его. Пока я пробыл там с ними, никто из соседей не обижал его. Можно было бы отправить его в больницу, но власти не оплатили бы расходов. У него был рак прямой кишки; кровь шла в течение трёх дней; мы все же отправили его в больницу, но не выдержало сердце.

Координатор по делам индейцев штата Коннектикут приехал в больницу; он собирался оформить передачу титула вождя от Черного Ястреба ко мне. Но оказался он главным образом там потому, что врач забеспокоился, получит ли он оплату своих услуг за счёт штата.

Департамент Соцобеспечения штата находился во главе всех индейских дел ещё за несколько месяцев до смерти Эда Шермана. Соответствующее законодательство штата, под статьей «Инородцы и индейцы», 1961 г., раздел 4765, гласит:

«Комиссия по Соцобеспечению обязана оказывать заботу и управлять землями и строениями на территории резерваций… и всеми людьми, проживающими на таковых; она должна оказывать помощь нуждающимся индейцам в резервациях в размере, необходимом для поддерживания Уровня жизни, разумно сопоставимого со здоровьем и приличиями».

Однако власти штата отказались оплатить установку туалета, который поставил Эд Шерман, утверждая, что у него нет на это разрешения. Власти удержали его деньги за страховку. Я попытался оспорить их решение, но не вернул Денег.

Когда же я стал наводить справки о денежных фондах племени, полученных от продажи индейских земель, и о процентах, которые должны были набежать за все эти годы, мне ответили: «Насколько нам известно, для индейцев на Голден Хилл не существует таких фондов».

Мне пришлось брать разрешение через Координатора по Делам Индейцев, прежде чем приехать в эту резервацию для того, чтобы помочь провести последние дни Эду Шерману. Мне пришлось получать разрешения, чтобы мои жена и сын смогли приехать ко мне после смерти Эда Шермана. Грустное это дело – просить разрешение поселиться в собственном доме; и даже чтобы приехать в гости

в резервацию, индейцу нужно просить разрешение.

Последнее, что сказал мне Эд Шерман, было напутствием: «Теперь ты – вождь. Бери дело в свои руки и покажи им, где раки зимуют». И когда началась война за четверть акра, я так и сделал.

Моя тетка, Эвелин Шерман, умерла через несколько месяцев после дяди – весной 1974 г. Просто однажды сказала мне, что скоро умрет. Сказала, что жила под моим присмотром, как королева. Она знала, что не переживет сердечного приступа – так оно и случилось.

Потом я получил разрешение привести жену и сына. Мой сын Кении, которого по-индейски зовут Лунный Лик, был тогда только подростком. Я бы сказал, типичным подростком: он делал все то, что я ему запрещал.

Однажды, когда я уехал на встречу в Хартфорд, я наказал ему: «Кении, не вздумай без меня зажигать спички». А когда я вернулся на участке полыхал большой костер. Приехала пожарная команда, полиция, лесные рейнджеры, и огонь уже подбирался к соснам. Я сказал: «Кении, я же не велел тебе жечь костер!» А он отвечает: «Это моя земля, и я делаю, что хочу». Подросткам впереди ещё есть немало чему поучиться, и Кении узнал больше, чем ему хотелось бы во время этой войны за четверть акра. Он научился чувствовать себя индейцем; я радовался, что он гордится своей землей.

После смерти Шерманов я принялся за дело, чтобы продемонстрировать старое жилье. По закону, это должны были делать Коннектикутские власти. Сейчас я объясню это.

До 1973 года никто во всем штате не вздумал бы признаться в том, что он – индеец. Хотя в Коннектикуте, согласно переписи 1970 г., проживало свыше двух тысяч индейцев.

Потом это все переменилось. Собственно все началось в 1960-е годы, когда все начали сами решать свою судьбу. Черные заявили, что «Черное – это прекрасно». Они пришли к лозунгу «Власть – чёрным». Индейцы тоже обрели силу. Национальная организация под названием ДАИ – Движение Американских Индейцев – стала помогать индейцам почувствовать гордость за своё происхождение и прошлое.

До тех пор индейцы жили под каблуком белого человека, а индейцы Коннектикута – под пятой Департамента Соцобеспечения. Там считали, что индейцы неспособны вести собственные дела, и что им будет лучше, если они станут как белые люди. Поэтому власти штата старались оттолкнуть людей от резерваций. Если вам хотелось жить в резервации – надо было обращаться к недоброжелательным чиновникам. Индейцам фактически отказывалось в праве жить и существовать племенем.

Все было задумано несправедливо: чтобы жить в резервации, следовало подать официальную бумагу. Без разрешения строиться было нельзя. А если оно имелось, строить можно было только в отведенных местах, иначе строения будут снесены. Специальные разрешения требовались и на ремонт, и на любое расширение жилища. И уж конечно, никакого предпринимательства в резервациях -поскольку они не имели никаких своих фондов…

Тот же Департамент решал, кто является индейцем, а кто нет, и может ли жить в резервации. Заявлять что-либо было бессмысленно, потому что они не стали бы слушать, а сами, вследствие некомпетентности, сообщать ничего не могли. Как ни напишешь им письмо – ответ приходит один и тот же: «Такой-то служащий больше не занимается индейскими делами». Выплаты по этому Департаменту получали всего семь индейцев на весь Коннектикут. Департамент Соцобеспечения был сущим врагом для индейцев. Он чинил препятствия тем, кто пытался установить контроль над своей судьбой.