Земля солнечного огня

Сладков Николай Иванович

empty-line/>

Два обыкновенных скворца разлетелись в разные стороны. Сели на уступы, стали перышки чистить. Дышат тяжело — устали. Клювы раскрыты, как ножницы.

Почистились, отдышались — и опять оба в нору. И опять из норы пыль столбом! Как дым из трубы.

Сколько раз скворцы клубком вываливались из норы — я и со счета сбился. Вывалятся, вдохнут свежего воздуха — и снова в нору. Там снова сцепятся и опять клубком выкатятся. И чего эта нора так им понравилась?

А того она им понравилась, что жить скворцам негде. В голой степи ни скворечника, ни дуплянки, ни деревца на всю округу. Одна нора земляная. Вот она и нарасхват!

В

пустыне снег бывает редко и еще реже бывает грязь. Поэтому-то и «белая» и «черная» тропа там короткая.

Зато нет конца-краю тропе «желтой» — песчаной.

Барханы — как распахнутые желтые страницы: сверху донизу они разлинованы ветровым свеем в косую линейку. Пиши кто хочешь, что хочешь, и чем хочешь!

Пишут звери, птицы, змеи и ящерицы. Пишут ногами, крыльями, животом, даже хвостом и носом. Пишут о себе, о доме, о еде, о врагах, и друзьях. Каждый своим почерком, каждый на свой лад. Но всегда только правду, одну голую правду.

Все барханы исписаны и разрисованы. Каждый день ветер начисто стирает написанное. Каждую ночь все пишется заново.

Пишут огромные верблюды и куланы. Пишут крохотные жуки, пауки, мухи.

Все пишут — успевай только читать.

Весной писателями становятся все. Пишут даже во сне — спящие у луж перелетные птицы. Пишут спросонок — очнувшиеся от спячки жуки, ящерицы, змеи и черепахи. По ночам ходят волки, лисы, коты — пишут о своих ночных похождениях. Пишут проходимцы — проходящие через пески джейраны и сайгаки.

Пишут пьющие — горлинки, полозы, куланы, — у родников.

Пишут непьющие — сойки, вараны, тушканчики, — в сухих местах.

Пишут все обо всем.

Следы редких зверьков

Следы подземного зверька слепушонки. Зверек слепушонка не редкий, но след его на земле встречается редко: не любит слепушонка из-под земли вылезать.

Роется под землей и выталкивает наружу вот такие кучки земли — «барханчики».

А это следы самой хорошенькой землеройки пустыни — пегого путорака. И зверек и следы встречаются редко.

След пустынной лисички корсака. Корсак ростом чуть больше кошки.

Следы газелей и антилоп

Да, да — и у нас водятся газели и антилопы! Это быстрые, как ветер, джейраны и стремительные, как ураган, сайгаки. Следы их можно встретить везде: у рек и озер, на сырых солончаках и такырах и в сухих и летучих, как пепел, песках.

След антилопы сайгака.

След газели джейрана.

День за днем

1 апреля. У степной кошки в норе появились котята.

2 апреля. Тепло просочилось в норы. Из норок высунулись первые суслики и давай свистеть. Сосед соседу свистит: «Свись? Свись? Жив? Жив?» Сосед соседу отвечает: «Свись! Свись! Жив! Жив!» — «Фить-фить? Перезимовал?» — спрашивает сосед. «Фить-фить! Перезимовал!» — отвечает сосед соседу. По всей степи веселая перекличка.

3 апреля. Вдруг заморозок! Нашли окоченевшую ящурку, агаму и круглоголовку — поспешили выползти из норок!

5 апреля. В норе пустынного волка появились волчата.

6 апреля. Облако розовых скворцов с верещанием неслось над

землей. Над ними нависла синяя туча. Ледяной град наискосок хлестнул по скворцам. И упало на землю розовое облачко розовых скворцов — всех до единого перебил град.

7 апреля. Впервые из норы вылезли молодые хорьки-перевязки: грелись на солнышке.

8 апреля. Вылупились птенцы у саксаульной сойки.

10 апреля. У барханной кошки родились котята.

12 апреля. Токуют и дерутся дрофы-красотки. У петухов пощипаны хвосты — даже просвечивают!

14 апреля. Стайки саджей распались на пары. Петушки петушатся — кричат и подлетывают.

15 апреля. Пустынные и саксаульные воробьи сели высиживать.

16 апреля. Зазолотились высокие столбики заразихи.

18 апреля. Шипит и свистит песчаная вьюга. На земле вихрь засыпал гнездо хохлатого жаворонка вместе с яичками. Столкнул с гнезда орленка, заломил ему крылья, покатил по земле, забил песком рот и глаза.

19 апреля. Первая весенняя радуга! Летом в пустыне ее не увидишь.

20 апреля. Шакалиха в глубокой норе родила шакалят.

21 апреля. Сегодня видели танцующих кобр. Стояли друг против друга, распустив капюшоны, раскачивались и свивались, словно в вальсе, толкали друг друга головками.

22 апреля. В гнезде пустынного жаворонка первое яичко.

24 апреля. Выскочили из гнезда и разбежались в разные стороны птенцы саксаульной сойки.

25 апреля. Несет и зарывает в песок яички сетчатая ящурка.

26 апреля. В логове кота-манула котята. У куланихи сынок-куланенок.

27 апреля. Гиены роют гнездовую нору. Камни из норы выносят в зубах.

30 апреля. У пустынного филина филинята.

То и не то

Со стороны в дикой полынковой пустыне, как на обычном поле: камни, кустики, бугорки, норки. И даже жаворонок над головой.

Только сидишь вот на камне, а под камнем-то фаланга и скорпион, в норке под бугорком паук каракурт — черная смерть. Тронешь куст, а под ним затрясет хвостом и зашипит щитомордник — брат гремучей змеи. И жаворонок над головой не наш полевой, а степной диковатый каландра.

Нахальные жильцы

Только поставишь палатку, а в ней уже непрошеные жильцы и гости! Днем залетела большущая саранча. Ее схватили, хотели выкинуть, а она шипами пальцы порезала до крови. Вечером пришагал палочник. Насекомое странное, необычное, неуклюжее — какой-то карандаш на паучьих ножках! Шагающий карандаш снес желтые яички на спальный мешок и невозмутимо зашагал к выходу, покачиваясь, как на рессорах.

В видоискателе фотоаппарата поселился крохотный паучок и уже сплел паутинку. А на объектив какой-то насекомыш прилепил кругленькие яички.

На рубахе, которая сохла, — два белых кокона. Под банкой консервной собрались маленькие — с муравья! — богомолы.

Ночью, трепеща крылышками, бегала по палатке мохнатая и глазастая, как сова, ночная бабочка. А в углу кто-то всю ночь шуршал бумагой, утром догадались: ежик заходил. Утащил газету и носки — гнездо, наверное, выстилать!

В резиновое ведерко залезла фаланга, под стельку кеда — клешнятый скорпион.

Бойкие наши жильцы ретиво обживают палатку. Того и гляди хозяев выживут!

Рассвет

Три часа ночи — звездно и холодно. Сколько ни вслушиваюсь — ничего не слышу, сколько ни вглядываюсь — одни мутно-темные пятна кустов на мутно-светлом песке. Пишу, освещая бумагу фонариком: по строчкам бойко бегает, трепеща крылышками, ночная бабочка.

4 часа 55 мин. — со стороны развалин донесся унылый крик: «Куу-ы! Куу-ы!» Скорее всего это сыч: тот, про которого говорят, что он беду накликает. И вдруг в темноте загорланил… петух! До чего ж странно слышать этот домашний крик в самом сердце пустыни! За петухом надрывно, давясь и задыхаясь, завопил-заорал «восточный петух» — ишак. Кончил орать так, будто бы совсем из сил выбился: вот последний раз выдохнет и издохнет.