Земля святого Витта

Витковский Евгений

Убедившись кратким движением руки, что противник существенно меньше Варфоломея, Пол следующим движением вознамерился дать беглому рабу в морду. Однако противник ускользнул, притом вбок и вверх, из-за проклятого эха Пол не разобрал, куда именно. Неведомо каким по счету чувством Пол знал, что попался ему лисовидный Матвей Сырцов, палач-садист, недомерок и подонок, чье наиболее мерзкое дерьмо без всякого сепаратора выделялось в каждой порции анализа из общей параши, - а выделять его Пол научился после того, как у Сырцова случился пятидневный запор и по приказу Федора Кузьмича пришлось варить для сволоча драгоценное льняное семя.

– Не уйдешь! Знакомая мне твоя харя... узнаю тебя по анализу, по говну узнаю!
– не заботясь

о логике, рявкнул Гендер, бросаясь в погоню. Потенциальная жертва улепетывала босыми ногами, наймит-сексопатолог уже изобретал мысленно "запрещенные приемы" (скажем, вцепиться в яйца, или там застрелить прямо в лоб, едва ли его фантазия могла изобрести что-нибудь еще более запрещенное). Веревка, к счастью, пока что не кончалась. И направление, кажется, взял он правильное: кто-то впереди пыхтел. Истощенный страстью к старым и полоумным бабам организм Сырцова рано или поздно должен был капитулировать перед злостью и отчаянием экс-врача. Наконец, Гендер этого кого-то догнал и, презрев непривычное ему по работе огнестрельное оружие, треснул беглеца по башке фонарем, тяжелым, как все киммерийское, изготовляемое на века.

И услышал хруст. Очень такой нехороший хруст, отвратительный: врачом не надо быть, чтобы представить себе, как трещит раскалываемая черепушка. Но времени на эмоции не было: Гендер на всякий случай врезал по тому же месту еще раз и еще раз. Фонарь меж тем и не думал гаснуть; удара после десятого Гендер догадался посветить им на то, что бьет (после такой атаки это едва ли мог быть кто). Так и есть. Сырцов. Звездец ему. А вот не вожделей к сивиллам.

Последнюю фразу Гендер, видимо, произнес вслух. Кто-то тем временем подобрал фонарь и пытался посветить ему в лицо. Пол, не выпустивший жертву, напружился - и запустил обмякшей жертвой в нового противника.

– Хрь-рь-пх-х-х-х - прозвучало в гулком воздухе лабиринта, фонарь метнулся, кажется, взлетел под потолок а потом громко врезался в еще чей-то череп, - на этот раз просто с треском. Делался "дракулий глаз" на совесть, из тяжелого рифейского железа, похожего на метеоритное, разбить его нельзя было не только об человеческую голову, но и об точильный камень.

– Три! Пол Антиохович, уже три готовенькие!
– раздался ликующий вопль Варфоломея. Пол, потирая ушибленный копчик, подобрал ноги и прислонился спиной к стене, потом дотянулся до "дракульего глаза".

– Ты третьим, часом, не меня ли считаешь? По моему счету так только один, если ты своего пополам не разорвал.

Варфоломей ничего не сказал, но откуда-то из под него раздалось слабое хрипение. Варфоломей - ногой, кажется - ударил во что-то мягкое. Хрипение перешло в писк. Писк в плач. Плач - в жалкое хныканье.

– Ну так почему три, Варфоломейка?

– Вроде я еще кого-то зашиб, дядя Пол...

– А ты на нем не сидишь?

– Я... на людях не сижу, дядя Пол...

– А на чем ты сидишь?

– На этой... На полу я сижу, дядя Пол.

Гендера внезапно разобрал истерический смех. Держась за живот, он поднял "дракулий глаз" и высветил на полу лабиринта лежащего в совершенно немыслимой для живого человека позе Сырцова, а выше по коридору экс-капитана Овосина, вроде бы не дохлого. Затем Пол направил луч на Варфоломея, и тут ему стало не то что смешно - скорей жутко. Ибо парень был обмотан не только собственной, но в значительной мере и его, Гендера, более толстой веревкой. Даже если верить на слово Варфоломею насчет третьего раба, еще трое необезвреженных болтались где-то в лабиринте, а стало быть могли спокойно выскочить, напасть на беззащитных женщин, тогда как Пол и Варфоломей были привязаны друг к другу и еще к изрядному куску лабиринта. Пола охватил новый приступ отчаяния.

– Стой тут и не трожь их, если шевелиться не будут! Дернутся - сразу в темя! А я пойду дальше.
– С этими словами Пол решительно скинул с себя канат, схватил "дракулий

глаз" и ринулся в первый попавшийся коридор. Там было, как и везде, темно, но, сорвавшись с привязи, Пол почувствовал себя намного свободней. С воплем "Убью!" мчался он версту или две, потом "глаз" выхватил из темноты фигуру.

– Руки вверх, выблевон курвин...

– Дядя Пол, это я...

Пол сел на пол.

– Я что ж, по кругу? Ну нет, выблевоны...
– Пол вскочил, помчался в обратную сторону, минут через десять налетел на Варфоломея снова и опомнился. Выбрав новый коридор он рванул туда - уже без воплей. Коридор поделился надвое: один путь вел вниз, второй - вверх, притом еще и сворачивал сразу вправо, а там Гендер, кажется, уже был.. Пол кинулся налево. Коридор снова разделился. Пол снова метнулся налево. В туннеле было отнюдь не пусто, кроме истоптанного босыми ногами пола попадались куски дерева и камня, крупные кости, едва ли не человеческие, но Гендеру было сейчас не до древних покойников. Для разнообразия он свернул направо, но после того - опять все время налево, налево, налево, и еще раз налево. Так продолжалось довольно долго, покуда туннель не кончился тупиком. Пол сделал поворот на сто восемьдесят и побежал вновь, стараясь не наступать на свои следы. Внезапно туннель расширился, "дракулий глаз" выхватил из тьмы большое помещение, а посредине него - какую-то кривую колонну, с виду напоминавшую "Венеру Киммерийскую" в Роще Марьи, только повыше. У подножия статуи стоял, скрестив руки на груди, человек на два аршина выше Пола и на столько же шире в плечах. Впрочем, он просвечивал, и у ног его на просвет была видна кучка ворочающихся тел.

"Отдавай мои семь люф!.. Семь люф!.." - колоколом отозвалось в мозгах Пола. Пол тряхнул головой, великан исчез, осталась только слегка обтесанная каменная глыба, да у ее подножия - копошащиеся тела.

– Бля-а-а-а...
– протянул Пол, на миг забыв о недоловленных рабах. Перед ним возвышалась явная пара к палеолитной "Венере Киммерийской", взгляд его живо распознавал в бесформенном камне статую, притом мужскую, с чем-то длинным, сексуально нацеленным вперед и вверх, - часом уж не "Аполлон" ли "Киммерийский"? Высота потолка тут, в центре лабиринта, была неопределима: направлять вверх свой единственный фонарь Пол боялся, а проклятое красивое эхо мешало всем иным способам оценить пространство. Луч фонаря скользнул в ноги статуи, там на чем-то вроде гипертрофированного большого пальца лежал в беспамятстве перекрученный, пузом вверх, головой и ногами вниз, известный Ставр Запятой и тихо выл, а братья Листвяжные, кажется, норовили подвергнуть его средневековой пытке, выламывая Ставровы ноги и голову одновременно, хотя в разные стороны.

– Ты куда нас завел?

– Сюда...

– А теперь мы куда?

– Да-а-а-а...
– впрочем, это было уже эхо.

Пол собрался с силами, мыслями и впечатлениями, подошел к измотанным многочасовой побежкой по лабиринту рабам и быстро вырубил всех троих тычками сапога в темечко.

– Пять. Или шесть?..
– спросил Гендер у статуи, но та молчала.
– Далеко он не мог уйти, у него желтуха. Гепатит у него хронический...Хронический гепатит. Утиный и гусиный.
– Отчего-то мысль о том, что необезвреженным в недрах лабиринта бродит наиболее хворый из рабов, доставляла наймиту некоторое спокойствие. Он посветил "глазом" на сомлевшего, оказавшегося Редедей, хотел наступить на откинутую безвольно в сторону кисть руки, и вдруг пожалел: пальцы-то у раба были все-таки киммерийские. А ведь коль об этом побеге, он же подкоп, не докладывать - если только уже не доложили то, глядишь, через одиннадцать с чем-то (или восемь без чего-то?
– в наймитах Пол перестал следить за календарем) лет будет этот курвин выблевон опять вольным киммерийцем. Чего ж ему пальцы-то ломать без надобы?