Земля в иллюминаторе (сборник)

Иванович Юрий

– Что с моим мужем?! – Мария перешла на истерический тон, хватаясь одновременно за край стола.

– Я не знаю, сеньора! Автомобиль совершенно цел, стоит на ручном тормозе, то есть аварии не было. Единственное, что мне известно: водителя минут пятнадцать назад забрала «Скорая помощь» и повезла в госпиталь имени 12 октября. Ему вроде бы как стало плохо…

Еще последнее слово звучало в трубке, а Мария уже летела, как сумасшедшая, по ступенькам лестницы, чуть не ломая при этом ноги. Вероятно, ей повезло, что в фойе находился дядя Альфонсо, который, увидев Марию с побледневшим, без единой

кровинки лицом, буквально схватил ее у самой входной двери:

– Что случилось?!

– Хоссе!! Он в госпитале 12 октября!!! – одними губами прошептала Мария, судорожно пытаясь при этом вырваться. – Я еду туда!

Дядя Альфонсо, не выпуская племянницу из своей хватки, бросился с ней на улицу, к машине:

– Не паникуй! Тебе нельзя за руль! Я сам поведу!

Силой усадив дрожащую племянницу на место пассажира, он на приличной скорости погнал машину. Мария сидела окаменевшая, судорожно схватившись за панель приборов и бессмысленным взглядом уставившись в никуда. В ее теле напрочно засел страх.

Страх, поглощающий все чувства, разум, мысли и ощущение самой себя. Если бы она могла, то, вероятно, выла всю дорогу, но ей и так не хватало воздуха для дыхания.

А когда они вскочили в приемное отделение, Мария вообще лишилась дара речи и даже прикрыла рот ладонью, пытаясь унять непомерное дрожание своих губ. Все сведения и информацию узнавал дядя Альфонсо.

Им сообщили, что недавно поступивший находится в палате интенсивной терапии и врачи борются за его жизнь. Как только станет что-нибудь известно, один из врачей обязательно выйдет и даст полную информацию о состоянии больного. А сейчас к нему категорически нельзя никому, придется подождать в одной из комнат для свиданий.

Дядя Альфонсо, видя, что племянница передвигается, как сомнамбула, попросил дать ей что-нибудь успокаивающее, но после дурно пахнущей жидкости Марию вообще стошнило, и она стала терять сознание. Последнее ее воспоминание было о вошедших в комнату людях в белых халатах, спешащих к ней на помощь.

– Хоссе! Хоссе лучше помогите! – были последние слова, которые она попыталась произнести при памяти.

Возвращение из небытия было мучительным и кошмарным. Ей мерещилось что-то огромное и клубящееся, из которого она немеющими руками пыталась кого-то вытянуть, крича во все горло: «Отдайте, отдайте!!!»

Привела в чувство прохладная ладонь, опустившаяся ей на лоб. Открыв глаза, Мария встретилась с заботливым и встревоженным взглядом дяди Альфонсо. Уже почему-то не питая ни малейшей надежды, спросила:

– Что с Хоссе?

Вместо ответа дядя опустил скорбно голову, а из глаз его полились несдерживаемые слезы. Весь его вид выражал такую степень отчаяния и такую боль утраты, что Марии и без слов все стало ясно.

– Умер?.. – она сказала это тихо, не то спрашивая, не то констатируя случившееся.

– Да… Его больше нет с нами… – голос сильного, прошедшего многое в своей жизни человека срывался и был еле слышен. Он тоже любил Хоссе, любил, как родного сына, и его мучительные переживания заставили Марию на миг позабыть, что это только ее горе. Неожиданно она сказала:

– Он вернется! Обязательно вернется! – и залилась огромными горькими слезами, прячась за ними от такого огромного и такого

безрадостного мира.

Время лечит все. Так говорят, но… Раньше и мнение Марии-Изабель было примерно таким же. Но ее жизнь не становилась со временем лучше или безболезненнее. Поначалу вообще она ни о чем другом не могла думать, буквально все ей напоминало об утрате, и она даже целую неделю не появлялась на работе. За эту неделю она довела себя до такого состояния, в котором человек фактически становится невменяем. Она перестала есть, выходить на улицу, отвечать на телефонные звонки, то есть стала совершенно безразлична к окружающему миру, да и к себе самой. Мысль о собственной смерти стала приходить к ней в голову все чаще и чаще и уже не казалась такой кощунственной и абсурдной. Где-то в глубине души прекрасно осознавая, что разум оставляет ее, Мария почти все время проводила у окна, бездумно пялясь на каждого прохожего, вероятно, подспудно продолжая ждать своего любимого и любящего Хоссе.

Вывел ее из этого шокового и траурного состояния Даниэль, брат ее умершего мужа. Когда после длинного звонка в дверь Мария, подойдя, спросила: «Кто?», а он ответил: «Я», она так вся и задрожала. Ей послышался голос Хоссе, и она так резко и сильно распахнула дверь, что Даниэль даже отшатнулся от неожиданности. Еще мгновение Мария хотела броситься к нему в объятия, но, узнав, сразу поникла, съежилась и прошептав: «А, это ты…», стала закрывать дверь.

Но Даниэль не отличался особой деликатностью, по праву к тому же считая, что подобное отношение к нему неприемлемо, невежливо отстранил ее, чмокнув в пытавшуюся отпрянуть щечку, и нагло вломился в квартиру.

– Ты куда? – с негодованием спросила Мария, но дверь все-таки закрыла и, постояв с минуту в оцепенении, пошла за ним в гостиную.

А он уже расположился в кресле, закурил и шарил глазами по сторонам в поисках пепельницы. Мария ужаснулась: курить у них в доме категорически возбранялось, а если кто из гостей и хотел этого, то выходил на большой балкон с удобными стульями, столом и стоящей на нем пепельницей.

– Ты чего здесь куришь?! – возмущению ее не было предела. – Здесь нельзя!

– У меня такое настроение, что мне как-то все равно!

– Ты хоть соображаешь, что говоришь? – ее глаза стали загораться недобрым блеском.

– Да что там соображать?! Мне хочется курить, и не вижу в этом ничего предосудительного! – не найдя пепельницу, он, не задумываясь, сбил пепел с сигареты в один из горшков с цветами, стоящих на подоконнике.

– Ты что вытворяешь?! – от ярости у нее даже стали дрожать губы. Он с удивлением проследил за взглядом Марии, направленным на то место, куда упал пепел.

– А что? Эти цветы и так надо уже выкинуть, они совершенно завяли. Видно, никто не поливает.

– Как выкинуть?! – она выставила вперед руки с таким видом, как будто собирается кого-то душить, и с трагизмом выкрикнула: – Эти цветы мне подарил Хоссе!!! Не смей к ним прикасаться!!!

– Ты посмотри на нее, как расшумелась! – его голос был полон сарказма и пренебрежения. Но видя, что Мария стала к нему приближаться, не спеша, как бы между прочим, встал с кресла: – Мне как-то наплевать на эти зачахшие растения и на твои запреты курения!