Земля Великого змея

Кириллов Кирилл Евгеньевич

Не успел он договорить, как одно из черных тел остановилось, выгнулось тисовым луком и взмыло вверх отпущенной стрелой. Распахнутая пасть с опасно поблескивающими иглами зубов метнулась прямо к Ромкиному лицу. Молодой капитан отпрыгнул назад, ударился спиной об угол надстройки. В его теле что-то хрустнуло, рот наполнился железистым вкусом крови.

Флорентиец вмиг слетел с крыши и опустился на корточки рядом с молодым человеком.

— Дон Рамон, что случилось?

— Тварь. П-п-рыгнула, — чуть заикаясь, ответил тот, утирая стекающую по подбородку струйку крови.

— А с

вами что? Достала?!

— Да нет, это я губу с испу. От неожиданности прикусил.

— А… — покачал головой флорентиец. — Неужели они могут так высоко подпрыгнуть?

Ответом на его слова стал тяжкий удар в каменные плиты, служащие полом верхней площадки. Плетью мелькнул в люке зеленоватый раздвоенный язык.

— Вот, значит, как? — покачал головой флорентиец. — А ведь размера отверстия вполне хватит, чтоб один из этих драконов мог сюда пролезть.

— Да нет, вряд ли. Больно голова здоровая. Да и уцепиться не за что.

— Судя по силе, она и так выпрыгнет. Если попадет точно в отверстие под нужным углом.

Еще один тяжкий удар сотряс пирамиду от основания до макушки.

— Так давайте, выкладывайте свою идею, — взорвался Ромка, вставая и беря копье наперевес. — А то тут становится неуютно.

— Вы знаете, я родом из Флоренции. В детстве я посещал школу одного известного мастера. Живописец, инженер, механик, плотник, музыкант, математик, патологоанатом, изобретатель — вот далеко не полный перечень граней таланта этого универсального гения. Его называли чародеем, служителем дьявола, итальянским Фаустом и божественным духом. Это он стал основателем искусства Высокого Возрождения, перевернув мрачные романские традиции и начав изображать человека в его первозданной красоте.

— Содомит, значит? — хихикнул Ромка. — Вот, значит, где вас испортили.

— Да с чего вы взяли? — взвился флорентиец.

— Как с чего? Изображали раньше скульпторы перекошенных старцев, а художники муки адовы да искушения святых. Тем и жили. А во Флоренции этой вашей чего удумали? Дев пышногрудых да мальчиков голеньких. А кстати, не Леонардо ли звали вашего учителя?

— О да, его звали Леонардо ди сер Пьеро да Винчи, — гордо ответил флорентиец, будто произнося свое имя на королевском приеме.

— Как же, как же, — припомнил Ромка пожелтевшие свитки, которые заставлял его читать князь Андрей для ознакомления с бытом и нравами других стран. — Его и еще троих друзей привлекли к судебному разбирательству. Правда, обвинение было анонимным, но все же его приняли к рассмотрению. Наверное, вся Флоренция знала.

— Да полно вам. — Итальянец просиял, словно нашел неоспоримый довод. — Вся Флоренция знала о связи учителя с Чечилией Галлерани, фавориткой Лодовико Моро, с которой он написал свою знаменитую картину «Дама с горностаем».

— И нашим, и вашим, значит. — Качнувшись всем телом, Ромка сплюнул сквозь зубы. Длинная тягучая нить слюны исчезла в люке. Оттуда раздались утробное ворчание и новый удар, от него заскрипели блоки в стенах.

Флорентиец покосился на черный квадрат в полу и продолжил:

— Учителя очень интересовала возможность человека подняться в небо. Он делал много рисунков и изучал летательный механизм птиц

разных пород и летучих мышей. Кроме наблюдений он проводил и опыты и приговаривал: «Кто знает все, тот может все. Только бы узнать — и крылья будут!» Сначала он сделал крылья, приводимые в движение мышечной силой человека.

— Дедал с Икаром тоже пытались, но дело кончилось плохо, — скептически поморщился Ромка.

— Только для Икара, который не слушал старших. — Флорентиец наставительно поднял палец вверх. — Его отец, Дедал, спокойно долетел до какого-то греческого острова, потом перебрался в Афины и дожил до глубокой старости. Но дело не в этом. Опыты учителя показали, что повторить подвиг афинян, бежавших с Крита, вряд ли удастся. Подъемной силы человеческих рук будет недостаточно. В своих опытах и размышлениях он дошел до мысли о постройке аппарата с жестко закрепленным крылом для улавливания встречного ветра, давление которого на нижнюю плоскость и создает подъемную силу. Сделать подходящий движитель ему не удалось, но макет, с помощью которого можно взлететь, если прыгнуть с достаточной высоты, например с дерева, а ветер подхватит…

— Как орла?

— Да. Учитель называл такой полет планированием.

— И что, ему удалось взлететь?

— Не ему, нескольким ученикам. Правда, обычно эти опыты заканчивались падением. Но у нас тут вода вокруг, если что, она смягчит удар.

— Вы хотите сказать, что мы можем сделать такое крыло и улететь на нем с этой пирамиды? — округлились Ромкины глаза.

Снизу в пол ударило. Камни содрогнулись, загрохотали внизу острые обломки.

— Думаю, это возможно. Если спрыгнуть с этой надстройки, теплый поток воздуха от разогретой солнцем пирамиды может нас подхватить и понести вверх.

— А из чего ж мы сделаем крыло? — растерялся Ромка.

— У нас есть копья, есть достаточно бумазеи [39] , ножи. Жаль, нет доброго каната, но и это поправимо. Только приступать надо сию секунду, дело небыстрое.

— Так чего вы медлите? Начинайте!

Новый удар сотряс пирамиду, длинный зеленый язык появился из люка и исчез, оставив на полу липкий след.

Флорентиец, в глазах которого, казалось, зажгли чадящий факел оптимизма, припал на колено и заработал ножом. Нарезав кусок ткани на длинные полосы, он скатал их в жгут и принялся связывать под наконечники три двухсаженных копья. Разложив их треугольником на полу, стал привязывать четвертое поперек.

39

Хлопчатобумажная ткань.

— Это что вы делаете? — спросил Ромка, скосив глаза.

— Каркас крыла, потом на него натянется материя.

— На манер паруса?

— Вроде того, только парус будет не морской, а небесный.

— Дон Лоренцо, так дело не пойдет, — запротестовал Ромка. — Расползутся веревочки, и насадимся мы животом на эти пики. Иначе надо.

— Да как же? — Теперь настала очередь флорентийца изумляться.

Молодой человек передал ему копье и сам присел возле конструкции, распутал жгуты.