Земля вращается со скрипом (сборник)

Курилко Алексей Леонидович

А эта псевдофилософская книга Веммера «Все о жизни!». Под лозунгом: «Да че тут собственно и рассуждать, господа!» Что такое любовь? Пожалуйста! Смысл жизни? Будьте лю­безны! Бог?Та ради бога! Что там еще вас мучает? Семья? Го­сударство? Творчество? Ревность? Зависть? Ненависть? По­лучите! Легко, доступно, популярно! До меня, мол, что-то об этом писали, но так мудрили, так усложняли... Сейчас я вам Шопенгауэра в двух словах буквально... Ща объясню, о чем там Кант всю жизнь писал... Ницше - тут вообще все ясно...

После

Веммера выступали все наши. И какой-то подпив­ший бард, похожий на бездомного опустившегося профессо­ра. Полковник прочел смешной рассказ из армейской жизни. Чичиков пробубнил одну из своих новелл. Прометей, к вос­торгу публики, выдал свою короткую «Слон и писька», а Ши­рокова читала отрывок из нового романа, а чтобы зрители не теряли интереса, она с каждой прочитанной страницей сни­мала с себя какую-то одну вещь. Естественно, что с каждой страницей, особенно у мужской части зрителей, интерес воз­растал.

Кто-то из мужчин выкрикнул из зала:

– Читай весь роман до конца!

На четвертой странице Светлана сняла блузку. Теперь она стояла в юбке и бюстгальтере. Неизвестно, чем бы дело закончилось, если бы на сцену не выскочил разгневанный Амиран и не увел полуголую вдову за кулисы.

Последней на сцену вышла Ирина Сабко. Подошла к мик­рофону, представилась:

Ирина Сабко.

Публика зааплодировала.

Из цикла: «Арифметическая поэзия».

Далее она продекламировала:

Три сказал мне: двадцать семь. Два ответила: Два восемь. Тридцать двум не быть совсем. Мы разделим нашу осень.

Я наклонился к Соне:

Что за хрень?

За цифрами, - прошептала Соня, - скрыты слова. Три это «ты», два это «я», восемь - «знаю». Понял?

Я, ошарашенный, кивнул. Ирина продолжала читать.

Одного не пойму, зачем это нужно?

Тебе не нравится?
– спросила Соня.

Еще не восемь, - ответил я.

– Что?

Я говорю: еще не знаю. Скорее нет, чем да.

Когда мы возвращались домой, я сказал Соне:

Знаешь, Одри. Я тоже поэт.

Не свисти.

Божусь! Могу прочесть свое. Из цикла «Геометрическая поэзия».

И я прочел:

Наш периметр распался. Я нашел свой уголок. Пусть один, как круг, остался. Я под косинусом шлялся -До квадратика промок.

25.

Инесса Михайловна попросила меня дать ей почитать мои рассказы. Я принес. Когда она прочла, мы встретились. Она сдержанно похвалила. А затем произошел следующий разговор:

В осноном, - сказала она, - ты пишешь о себе. Это не­скромно.

Один американский классик утверждал: писать следует

о том, что знаешь и любишь.

Твоя проза проста, почти примитивна.

А зачем усложнять?

Она забавна, - настаивала Зомберг, - но проста. С этим вечность не покоришь.

Ну да бог с ней. Лишь бы сейчас читали.

Лукавишь. Ты мечтаешь и о прижизненной славе, и о посмертной.

Когда умру, мне будет все равно.

Поэтому мечтаешь, пока живой.

Но что-то, вы говорите, понравились?

Понравилось, - подтвердила она.
– Но ты пишешь по­верхностно. Тебя спасает воображение читателя.

Ну и славно.

Зомберг, по большому счету, права. Я и сам давно заме­тил, что пишу так, как в молодости читал классические ро­маны: совсем пропускаю описания природы и едва скольжу по описанию места действия и действующих лиц. Также ме­ня мало интересуют малосущественные детали. Важны толь­ко человеческие взаимоотношения.

После этого разговора, Зомберг стала называть меня «наш карманный Довлатов».

Я спросил ее:

А почему - карманный?

Потому что ты - меньше.

Особенно этому прозвищу радовался Чичиков. Все подхи­хикивал да повторял:

Карманный Довлатов.

Слушай, - предложил я, - если тебя так это радует, то на­зывай меня «дешевый карманный Довлатов».

Почему - дешевый?

Потому что проще. Могу и в бубен дать.

Чичиков пресек свое веселье и обиженно пробурчал:

Думал, ты понимаешь юмор.

Юмор - да.

Вообще-то я за то, чтобы люди носили прозвища. Имена-то даются заранее, до того как сформировалась личность, и часто не соответствуют человеку.

26.

Возвращаюсь вчера вечером домой и застаю на кухне плачущую Соню, а вокруг нее суетящихся Седого и Полков­ника.

Что случилось?
– спрашиваю.

Ответил Седой:

Ее отец заговорил.

Так это же хорошо... Нет?

На этот раз ответил Полковник:

– Он просил Одри принести ему яд.

Всхлипывая, Соня сказала:

Я не знаю, что делать. Я всегда его слушалась. Но я же не могу его отравить.

Конечно, нет, - воскликнул Танилюк.

Но с другой стороны, - возразил Полковник, - я его пони­маю.

Что ты имеешь в виду?
– спросил я.

– Будь я в ситуации ее отца, я бы тоже выбрал этот путь.

После этих слов, как в кино, заиграла музыка. Я схватил­ся за телефон и ушел в комнату.

– Алло.

– Здравствуйте, Леонид. Меня зовут Татьяна. Я секретарь оргкомитета «Новой премии».- Очень приятно.

– А мне приятно вам сообщить, что вы вошли в тройку ли­деров в номинации «Малая проза».
– О!..