Земля за океаном
Шрифт:
В каком-то богом забытом местечке, без единого человека на единственной улице, светился огонек лавки. Мы забежали купить сигарет и что-нибудь пожевать на ходу.
– Скорее, джентльмены, скорее! Я уже приготовилась закрывать.
Хозяйка лавочки подала нам пакеты сушеной картошки и, торопливо захлопнув дверь, трусцой побежала по жутко пустынной улочке.
Ни грома, ни малейшего звука. Зловещая тишина и быстро оседающий мрак. На предельной скорости мелькнула мимо машина. И мы сразу же вслед за ней, за ее тревожно мигающим огоньком.
Бетон дороги, изоляторы на черных
Тучу мы обманули. Мы резко свернули. И шоссе 20 понесло нас прямо на Запад, к исчезающей на глазах полоске зари. А туча чиркнула пузом о землю в стороне, в темноте, слева. Отблески молний. Гром. Треск в приемнике, рвущий на части какой-то легкомысленно-нежный мотивчик…
В мотеле на краю крошечного городка было душно. Мы настежь открыли окна и двери. Окна выходили прямо на заросший бурьяном пустырь. Запах отмякшей полыни и диких цветов сразу же вытеснил застоявшийся воздух жилья. На свет полетели мохнатые бабочки. Пришел на свет открытых дверей и хозяин в нижней, небесного цвета, рубахе, в подтяжках.
– Душновато…
– Да, вечерок тихий…
Мы были единственными постояльцами двенадцатиместного мотеля. Хозяин жил бобылем и рад был случаю перекинуться словом. Узнав, как мы бежали от тучи, он понимающе улыбнулся,
– Я сам бывал в таких переделках. Сейчас еще рано, а вот в июне – июле бывает такое, буду рассказывать – не поверите. Стакан видите? Так вот, градины такого размера я видел сам. Железные крыши дырявило, как бумагу. А однажды читал, будто в Канзасе падали градины по три фунта.
Старожил Небраски если и привирал, то очень немного. Великие равнины – место знаменитых в Америке степных ураганов. Известные всем торнадо – гигантские вихри, способные, как пушинку, поднять повозку, корову, даже дом вместе с хозяином, способные, как былинку, согнуть стальные мачты электролиний, с корнем выдернуть дерево, осушить речку, – проносятся именно тут, на Великих равнинах.
Уже проезжая на юге равнин, в Оклахоме, мы поняли: дакотская туча, от которой удалось улизнуть, была всего лишь началом летних равнинных ливней и ураганов. 9 июня газеты США сообщили о бедствии в городке Рапид-Сити. (Он остался северо-западнее нашей дороги.) Сообщалось: «Город снесен ураганом и ливнем. Число жертв пока неизвестно, но, как видно, их более сотни».
Несколько дней главной новостью телевидения и газет были новости из Дакоты. Уже через день стало ясно: погибло 500 человек. Но цифра росла. «Людей находят мертвыми в автомобилях, в завалах глины и на деревьях. Мертвых ищут с собаками. 700 домов совсем перестали существовать, 1700 – разрушены очень сильно».
15 июня мы смотрели по телевидению драматический фильм, заснятый в Дакоте. «Погибло 1100 человек!» – сообщил диктор.
Таковы эти тихие с виду равнины, лежащие в самом центре Америки.
У
Вундед-ни («Раненая коленка») – так называются деревушка и речка. Штат Южная Дакота. Резервация Пайн-Ридж… Очерк о посещении этого места был написан. Но мы не предполагали, что начало его придется переписать в связи с драматическими событиями.
69 дней внимание мира было приковано к местечку Америки, до этого никому не известному. Вряд ли найдется газета или журнал, которые не писали бы об окопах, вырытых около кладбища Вундед-ни.
Началось это в предпоследний день февраля 1973 года. Около двухсот молодых индейцев племени сиу захватили поселок и заявили, что будут отстреливаться до последнего патрона, если не выполнят их требования. Требования были серьезны и справедливы. «Немедленно расследовать нарушения договоров, заключенных правительством с вождями индейских племен, прекратить дискриминацию индейцев, считаться с их нуждами».
Пока в политическом Вашингтоне собирались с мыслями, поселок, холм с кладбищем и церквушкой были оцеплены «силами подавления» (полицейские части, бронетранспортеры, даже самолеты «фантомы»). Стрельба, блокада поселка с целью лишить индейцев подкрепления, топлива и продуктов – таковы были меры «сил подавления». «Применить любые средства, любую технику, но изгнать заговорщиков!» – это слова сенатора от Южной Дакоты Джеймса Абурезка.
Уплотняя кольцо (трудно ли это сделать с помощью бронемашин?), индейцам предъявляли ультиматум за ультиматумом. Ответ из окопов был одинаков: «Мы готовы умереть, потому что терять нам нечего. Мы решились на этот отчаянный шаг потому, что знаем, иначе Америку не проймешь. Индейцев никто не слушает. Мы стоим где-то за дверью законов. Мы хотим, чтобы нас уважали. Мы люди и хотим жить как люди!»
Десять недель доведенные до отчаяния люди держали оборону в окопах у Вундед-ни.
Мы хорошо представляем себе это место. Крутой, покрытый бурьяном холм с дорогой на кладбище. Белая церковь со стрельчатой колокольней посредине холма. Вблизи от нее монумент. Он поставлен на деньги, собранные индейцами и в память индейцев.
Место для мятежа молодые сиу выбрали не случайно. Окопы их вырыты рядом с братской могилой предков, погибших в последней крупной резне индейцев (зима 1890 года). Молодые сиу помнят об этом. Мы хорошо это почувствовали, находясь на холме, хотя и не могли предположить, что стоим на месте, где будут окопы…
Индеец плакал. Это был правнук Свирепого Воина – вождя племени сиу. Но это мы узнали позже. Ничего воинственного и тем более свирепого в нем не было. Обыкновенный человек. Возраст – лет пятьдесят. Клетчатая ковбойская рубаха. Латаные джинсы. Стоптанные, измазанные глиной башмаки. Неподалеку трое молодых индейцев копали могилу. Низкие облака висели над шпилем деревянной церквушки. Было тихо, как бывает на кладбище.
Индеец плакал, обхватив руками каменный обелиск. На сером камне были выбиты имена: Большая Нога, Добрый Медведь, Желтая Птица, Гневный Ворон и еще десять-пятнадцать других. Имена всех не уместились. А всех было больше трехсот.