Земля зеленая
Шрифт:
— Арендованный дом! — отозвался Ванаг. — Так близко от имения Зиверс в собственность ничего не продаст.
— Разве в арендованном жить нельзя? — отрезала Либа. — Райзниеце в Лунтах полный чулок денег хранит под сенником в кровати.
— Что ты, Либочка? — осторожно вставила Лизбете. — Гулбис из Ленкманей… У него ведь была та, курземка с деньгами…
— Тогда еще не было! — горячилась Либа. — С ней он познакомился на другой год, на Микелевской ярмарке, их свел лошадник Рутка.
Деньги… они водятся и у даудзеветцев, и у тауркалнцев, и у линдцев,
— За тобой тогда увивался Приц Падег, — ласково, но лукаво напомнила Анна Смалкайс.
— Падег! — вспыхнула Либа. — Не болтай языком, как овца хвостом! Таких, как Падег, я могла бы иметь полдюжины. С этим голиафом одно разорение. Ему пять локтей сукна нужно на одни брюки.
Наверное, то была сущая правда, по крайней мере никто не оспаривал. У Лиены Берзинь чуть не вырвался смех, но вовремя удержалась. Сделала вид, что в рот попала кострика от кудели, и начала выплевывать.
Теперь приличия соблюдены, Либа могла откровенно продолжать о том, что было на уме:
— Дюжина Прицев Падегов не стоит одного Сипола! — Она обвела всех строгим взглядом, всматриваясь, не собирается ли кто-нибудь возражать. — Не пьет, не курит, работник первосортный. Спросите у Аузениете из Лиелспуре. Но разве мужчина умеет за скотом ходить? Корова у него — чистое золото, а сколько он выдаивает? И куда девается то, что выдоит? До вечера прокисает в немытой посуде. Девчонки бегают в рваных платьях, измазанные. Ах, кто не знает, какова жизнь сироток! Без материнской ласки, без теплого слова…
У Либы на глаза даже слезы навернулись. Пусть видят вез и понимают, что сам Сипол ей совсем не нужен, только от доброты сердечной она идет за него, только ради детей. Она не может спокойно видеть, как в щетине Сиполова поросенка, когда он бродит на паровом поле, вороны вшей клюют, а девочки до самой осени ходят с такими грязными ногами, что на них репу сеять можно. Что скажет бог на небе, если не найдется ни одной милосердной руки, которая протянется приласкать и пригреть бедняжек!
Хозяйка, кажется, понемногу начинала верить добрым намерениям и отзывчивому сердцу Либы.
— Нелегко тебе будет у Сипола, — сказала она сочувственно. — Каково нянчиться с чужими детьми!
Либа вздохнула так глубоко, что даже втянулся живот.
— Разве я не знаю, милая хозяюшка, разве я не знаю? Но каждому свое определено в книге жизни.
И она покорно склонила голову к кудели, словно читая эту книгу жизни. Ванаг слушал и покачивал удивленно головой: какие только поводы у них не найдутся, чтобы выйти замуж! Одна Анна Смалкайс не верила Либе ни на каплю. Она неуважительно высморкалась и завела разговор о другом, словно желая подчеркнуть, что, кроме Сипола и Либы Лейкарт, есть еще на свете и иные люди.
— В прошлое воскресенье Мартынь из Личей опять храпел в церкви, — заявила Анна во весь голос и разразилась смехом, слишком громким, чтобы быть искренним.
Посмеялся и Ванаг.
— Да,
— Дома ему старуха спать не дает, — ввернула Лизбете, — собаке, кошке, и тем нет покоя. Умерла бы наконец, чтобы Мартынь мог жену взять в дом и стать порядочным человеком.
— Где такая сумасшедшая найдется, чтобы за него пошла? — горячилась Анна. — Сорок пять лет, лысина. Разве Качиня Катлап из богадельни — та еще, может статься.
Лаура презрительно поджала губы. Лиена посмотрела на Анну с укоризной. Либа притворно кашлянула и слащавым голоском, как бы про себя, вымолвила:
— Лысина-то у него была и до Мариной ярмарки.
У Анны порвалась нитка. Но она не успела спросить, при чем тут Марина ярмарка и почему ей надоедают с этой ярмаркой. Пришел Маленький Андр с книгой, и болтать перестали, чтобы не потерять и этого чтеца.
Большой Андр сидел на другой половине, у матери, и читал в журнале «Маяс виесис» рассказ о гибели нечесских индейцев. [57] Рассказ был такой трогательный, что даже Браман всхрапывал тише. Осис повернулся на кровати, будто его ущипнули под одеялом. Осиене скорбно вздохнула, а Мартынь Упит переложил свивальные крюки из рук в руки, откинул со лба прядь волос и сказал восхищенно:
— Эх ты! Вот это врет!
Это была самая большая похвала, на какую только он был способен.
57
Имеется в виду рассказ «Конец нечесских индейцев» немецкого писателя Ф. Фридриха (1828–1890).
После каждой главы чтение прерывалось, некоторое время обсуждали, как Андр устроится в Вайнелях. Эта свадьба тоже была решенным делом не только для Бривиней, но и для всей волости. И если о ней судачили посторонние, то почему бы в своем тесном кругу не разобрать все вопросы, связанные с переходом Андра на новую стезю, в собственный дом, на положение хозяина?
— Иоргис Вевер — дурень, — сказал Мартынь Упит, — но даже он живет в Вайнелях безбедно. Этой осенью намолотил двенадцать пур гороха, одним горохом весеннюю ренту заплатит.
— Да, дурень, — согласился Осис. — С одной третью пуры ездит на каждую ярмарку в Клидзиню. Положил бы сразу пуру-две на телегу, тогда было бы иное дело.
— Ты, Андр, все это возьми в свои руки, — наказывал Мартынь Упит. — Немчугом перепаши гору с чертополохом. Увидишь, какой овес у тебя уродится.
Держа палец на той строчке, где остановился, Андр Осис поднял от книги голову, выпятил грудь.
«У меня-то уродится!» — можно было прочесть на его гордом лице.
— Да, кто-то один должен распоряжаться в доме, — поддержал Осис. — Оставить такие поля невспаханными, на посмешище всем людям, — чистый грех. Все до последней борозды должно быть вспахано и засеяно.