Землячки 4. Сульма
Шрифт:
– Девочки, мне даже сон очень красивый приснился, - засмеялась Даша, - будто китаец тот смазливый нам по цветочку белому на курточки прицепил всем на прощанье. Понравились мы ему. Наверное, вспоминает нас.
– Как бы не так, все они китайцы хитрожопые, глаза да глазоньки за ними, того и гляди какое-нибудь рваньё подсунут, и смазливый не исключение.
– Никого в коридоре, - доложила Нина, осторожно приоткрыв купе, - только двое ребятишек около проводницы. Мы сначала с Сульмой сходим. Закрывайся, Даша.
И в коридоре, и в туалете хозяйничал сырой
– Давайте, пока все по своим купе спят, откроем, проветрим своё, два дня ещё в пути будем. Оденемся да постоим в коридоре, можно по переменке, - предложила Нина.
Одев на голову платок, накинув ветровку, Сульма вышла в коридор, плотно завязав капюшон. Стояла напротив своих открытых дверей и вспоминала, как в Волгограде на набережной продавали пуховые шали. Дания тогда спросила: "Что бы маме в подарок привезти?" "Так давай шаль ей купим" предложила она сестрице.
– Да, сейчас бы шалюшка пуховая мне не помешала. И в осень дождливую, и зимой на рынке в неё можно закутаться. Может написать Дание письмо в Волгоград? Шали там дешёвые. Может будет у них путь в эту сторону, завезли бы мне, - думала она.
– Здесь в продаже такого нет. Да, хорошая мысль пришла мне в голову. И станочек свой ткацкий надо из Казахстана привезти в следующий раз обязательно, и пряжи мохеровой. Можно опять шарфами самой заняться, это тоже хорошим выходом из трудной ситуации может быть, мохеровых шарфов у нас тоже в продаже нет. Подушечки-то возить теперь не на чем.
х х х
– Девочки, завтра меня не теряйте. Дома я буду, брат приезжает, - говорила она подружкам, прощаясь и вытаскивая свою сумку у подъезда.
Салим привёз полную машину товара. Всё перетаскали в комнату. Сидели на кухне за едой, он рассказывал:
– Рынок наш у автовокзала закрыли власти, куда-то в сторону Южной хотят переносить, но когда это будет, да и будет ли, неизвестно. А перед этим полгода мурыжили всех, налоговая проверками, рейды милицейские, администрация лицензии проверяла, такую кутерьму затеяли.
– Мне всё это продавать можно? Или на хранение?
– Всё твоё, продавай, нечего товару залёживаться. У нас вся трёхкомнатная забита. Пока найдём место. Где Наиль-то?
– Бросил меня Наиль.
– Как бросил?
– Так. Бросил. Пока была в поездке. Записку оставил "Меня не ищи".
– Когда?
– Летом, когда к маме ездила.
– Переживаешь?
– Переживала. Сейчас уже легче стало.
– Как машина? Гараж?
– Машину забрал, а в гараже я ещё не была.
– Давай тогда, пока я здесь, съездим посмотрим.
– Я сама хотела попросить тебя.
– Одевайся, поедем.
Она не стала хаять своего бывшего друга, ни словом не упомянула, что он обокрал её, боясь своих слёз. В гараже всё
– Гараж не продавай, он хороший, пригодиться может.
– Ладно.
– Если что надо, звони.
– Хорошо. Меня тут соседи попросили пол в подъезде мыть, я согласилась, не трудно, да и чистоплотные все соседи, спокойные.
– Дело твоё, раз согласилась.
А через неделю получила письмо от Дании и не смогла сдержать радости, захватившей её, "... мы высылаем тебе пять посылок, в каждой по четыре шали. Проверяй прямо на почте каждую. Деньги сразу переводи на наш счёт в Сбербанке, и свой открой тоже в Сбербанке, так переводы дешевле обходятся. Высылаем наш номер телефона, обо всём звони, чтобы проблем не было...". На следующий же день она бросилась в Свердловск по базарам, чтобы определиться с продажной ценой шалей из козьего пуха, которыми иногда торговали цыгане.
– Подушки подушками, а шали -- выгоднее.
Сульма увлечённо второй день начёсывала массажной расчёской разложенные шали, потом по очереди развешивала их на балконе, чтобы они на морозце ещё больше пушились, потом снова трясла их, перетряхивала, и снова начёсывала. Никогда она не ждала так первого хорошего снега, как этой осенью.
– Вот выпадет настоящий большой белый снег, все их вываляю в нём, как в нашей деревне многие делали, тогда они будут иметь настоящий товарный вид. Только одна я на здешнем рынке торговать ими буду.
Дания просила с каждой вернуть восемьдесят процентов стоимости, а двадцать процентов плюс розничный навар останется у ней. На деньги от продажи одной шалюшки она сможет прожить целый месяц, дело стоило того. Она не сомневалась, что сестрица завысила отпускную цену. Дания закончила институт, была грамотная, бойкая, работала в Горсовете, связей у ней было много со всеми предприятиями, так же как и друзей-подруг. Квартира у них была, как проходной двор, двери были всегда открыты для всех, и с мужем они жили легко и дружно.
– И ей хорошо, и мне хорошо, - радовалась Сульма, - лишь бы продажа пошла. Впереди зима, самое время для такого товара.
И вот она, белолицая, черноглазая, с раскрасневшимися от мороза щёчками, с красными губками, в высоких белых сапожках, в белом овечьем полушубке, купленном с рук у какого-то мужичка, в толстой пуховой шали, на выставленном конце которой прикреплена цена, стоит за прилавком и торгует своими излюбленными подушечками.
– Сульма, где ты такую шаль отхватила?
– Нина первая заметила новинку.
– Хочешь такую же?
– Смеялась она в ответ.
– Продать свою хочешь?
– Хочу.
Соседки по ларькам подходили, тоже присматривались.
– Нисколько не сбавишь?
– Не могу, девочки.
– Так её продувает, наверное.
– А я полиэтиленовый пакет внутрь вложила, как в печке горячей голова, и плечи все обёрнуты, и грудь греет. Настоящий козий пух, ласковый, нежный.
Около полудня возле неё остановились две пожилых женщины, долго рассматривали её. Наконец, пошептавшись, одна спросила: