Земная хватка

Тертлдав Гарри Норман

Дженнифер спросила:

— Какой-нибудь вопрос? — Ее голос звучал выше, чем обычно, но все же достаточно твердо. Она полагала, что от ее вопроса фойтанцы просто взорвутся. Они удивили ее. Они вздрогнули, переглянулись, словно она застала их за ковырянием в носу — если только по обычаям фойтанцев это считалось плохим поступком.

Наконец Зэган Зэган Наг ответил:

— Нет, на этот раз нет никаких вопросов, уважаемый профессор. Нас просто заинтересовали аналогии между миром, который придумал этот автор, и жизненным опытом нашего собственного народа.

— Хорошо. В таком случае я продолжу.

Тон

переводчика был, как всегда, вежливый, но она знала: то, что она услышала, было ложью от начала до конца или, по крайней мере, не всей правдой. Нечто большее, чем интерес к аналогиям, привел фойтанцев в такое волнение. Но что она могла поделать, если они не хотели обсуждать этот вопрос с людьми?

Весь остаток дня Дженнифер пребывала в рассеянности. Обсуждение было менее живым, чем она надеялась, и не менее всего прочего это можно было приписать тому, что фойтанцы не принимали в нем участия.

Они очень внимательно слушали все, что говорила она и другие студенты, хотя их уши еще долго продолжали подергиваться. Возможно, они не могли контролировать эту свою реакцию.

После занятий Дженнифер вернулась в квартиру Эллы. Она хотела обсудить с кем-нибудь необычную реакцию чужестранцев на «Гимн Лейбовицу». Но у Эллы не было желания слушать. Элла планировала феерию завтрашней вечеринки с Ксавье и хотела обсуждать только это. Дженнифер, которую тошнило от упоминания о мужчинах вообще и Али Бахтияре в частности, была вынуждена играть роль несчастного слушателя.

После того как они с подругой поняли, что этим вечером им не суждено понять друг друга, как бы они ни старались, Дженнифер опять вернулась к своим занятиям с компьютером и двоеточиями де Кампа. Она не удивится, если обнаружится, что те места, в которых двоеточия появляются взамен запятых, были «работой» излишне рьяного редактора. Дженнифер не была уверена, что нашелся бы хотя бы один автор двадцатого столетия, который сказал бы доброе слово о бесцеремонных редакторах. На следующий день на занятиях она продолжила тему «Гимна Лейбовицу», сравнивая его с другими произведениями, которые развивали тему последствий атомной войны: «Дэви», «Почтальон», «Сын звездного человека».

— Это течение в научной фантастике выдохлось к концу двадцатого столетия, так как стало ясно, что в подобном конфликте выживших не будет, а если кто-то и выживет, то в любом случае не удастся восстановить все так быстро, как это представляли ранние авторы.

И вновь среди фойтанцев возникло оживление. Дженнифер подумала, что они могли бы поделиться мыслями, которые их беспокоят. Но фойтанцы вновь не сделали этого. Она почти уже собралась спросить их напрямую. К сожалению, в данный момент такое решение представляло бы собой нечто среднее между безрассудной храбростью и самоубийством. До сих пор фойтанцы были готовы вести дискуссии и даже проявляли в некотором роде усердие. Но почему не сейчас и не по теме, которая должна их волновать: ведь они сами пострадали от подобных событий? Дженнифер не находила ответов на эти вопросы. Недовольная собой, она закончила занятия и прошествовала к выходу из аудитории.

Две другие лекции она прочитала, можно сказать, на автопилоте. Все так же на автопилоте она направилась к своей прежней квартире. Только пройдя пару сотен метров, она опомнилась и пробормотала:

— Идиотка! —

После чего со вздохом направилась к дому Эллы. Пройдя еще пятьдесят метров, она повторила: — Идиотка! — на этот раз гораздо громче.

Студент, проходивший мимо, бросил на нее любопытный взгляд. Ее щеки пылали. Это заинтересовало студента еще больше, ибо студент был крайне молод. Дженнифер вернулась и в самом мрачном расположении духа побрела обратно в кабинет.

Кабинет отнюдь не был идеальным местом для того, чтобы провести ночь. Кушетка была значительно хуже и, что самое главное, еще короче, чем в квартире Эллы. Хорошо хоть туалетная комната находилась всего через пару дверей. «Ладно, на одну ночь сойдет. А завтра у меня будет собственная квартира», — подумала Дженнифер. Эта последняя мысль несколько скрасила неудобства нынешнего вечера и даже тот факт, что придется обедать в университетском кафетерии.

Вряд ли кто-нибудь осмелился бы назвать блюда, которые там предлагали, шедевром кулинарного искусства. Лучшим предположением Дженнифер на этот счет было, что в службе университетских столовых пускают на бифштексы всех, кто умеет более или менее сносно готовить. Она взяла кока-колу. «Что же еще может пить профессор среднеанглийского?» — задала она себе риторический вопрос, выходя прогуляться по территории университета в вечерних сумерках.

Вернувшись в кабинет, Дженнифер уселась за работу. Никто до сих пор так и не смог создать программу для проверки сочинений. Она царапала красными чернилами свои замечания на полях. По крайней мере, хоть в испанглийском как слышится, так и пишется: она не хотела связываться со странным правописанием, которое было сущим наказанием в древне- и среднеанглийском.

Вокруг нее постепенно сгущались сумерки. Сразу после девяти вечера позвонил охранник службы безопасности. Когда он увидел Дженнифер, то, чуть смешавшись, сказал:

— Прошу прощения, профессор Логан. Простая проверка — инфракрасные датчики сигнализировали, что кто-то находится в вашем кабинете. Раз это вы, то нет проблем.

— Я рада, — ответила она охраннику, но тот уже отключился.

Она попыталась восстановить ход своих мыслей. Этой студентке действительно удалось ухватить то, как Пайпер создавал свои рассказы о будущем, и Дженнифер хотела убедиться, что разъяснила студентке все ее недочеты.

Едва она вновь погрузилась в проверку сочинений, как раздался еще один звонок. На этот раз звонил Али Бахтияр.

— Что тебе? — холодно спросила Дженнифер.

Бахтияр смутился.

— Я хочу еще раз попросить у тебя прощения, — наконец сказал он. — Я только что встретил твоих фойтанцев, и они действительно производят то впечатление, о котором ты говорила. Да, производят.

Он выглядел немного потрясенно, а, надо сказать, его не часто можно было увидеть в таком состоянии.

— Постой-ка. Ты встретилих? Как ты мог их встретить?

— Они приходили сюда и спрашивали тебя. Они сказали, что хотят поговорить с тобой о занятиях. Они, похоже, не были заинтересованы откладывать разговор, понимаешь, что я хочу сказать. Мне с большим трудом удалось убедить их, что ты тут больше не живешь. Они ушли только после того, как я дал им адрес твоей подруги, этой, с низким голосом… Элла Мечникова, правильно?