Земное притяжение любви. Сборник
Шрифт:
Всю дорогу до Наташиного дома прошли, словно чужие, какая-то невидимая стена выросла между нами. У освещенного плафоном подъезда девушка остановилась. Я не решился сделать шаг.
–Так и не подойдешь? – спросила она. Я крепко обнял ее и поцеловал в губы. Резко повернулся и пошел, словно пьяный от переполнявших меня чувств. Надо было успеть на электричку, чтобы доехать в город к брату. В висках напряженно пульсировала кровь. Я боялся поверить, что это наша последняя встреча и больше не придется целовать ее губы, ощущать тонкий запах волос, тонуть в глубине ее серых глаз.
Время перевалило за полночь, когда к станции подошла последняя
–Чуть не опоздала, – произнесла она, прерывисто дыша, вручила мне букет цветов. – Прости, Саша. Я почувствовала вдруг, что мы расстаемся навсегда. Это тебе на память.
Она положила в мою ладонь маленькую медную литеру Н.
– Не может этого быть?
–Может. Мы с тобой это понимаем, но не хотим поверить, – уже на ходу я услышал ее признание. Вбежал в пустой вагон и, стоя у окна, ответил на прощальный взмах ее руки. В душе было пусто, как после невосполнимой утраты.
Старался понять, что же произошло? Легко с человеком встретиться, но как порою, тяжело расстаться. Я вспомнил выражение Наташиного лица в момент неожиданного признания и попытался найти ответ в ее глазах. Над человеком властвуют законы, неодолимые силы природы, которым он, против своей воли и разума, вынужден подчиняться. Но ведь за любовь идти в сражения надо всем преградам жизни вопреки. Только то, что дается трудно – прекрасно и свято, как сама любовь. Почему тогда он отступил?
Может, действительно, как подметила Наташа, причина в моем эгоизме и замкнутости, в боязни выглядеть смешным. Я уставился в свое отражение в темном стекле. Мысли возникали вспышками зарниц и мгновенно гасли. В забытье я чуть было не проехал мимо своей станции. А потом медленно брел по ночному городу в неоновом свете огней. Прокричала вдали электричка, ее шум утонул за темным лесом. В ее крике было что-то таинственно-тревожное.
9
На следующий день московский поезд увозил меня на юг. С Наташей я так и не встретился. В вокзальной сутолоке очень хотелось ее увидеть, подойти, бережно взять за руки и уже не отпускать их. Из репродуктора звучал ровный женский голос, объявлявший посадку и отправление поездов и пригородных электричек. Перед выходом на платформы светились цифры на световом табло. У справочного бюро и касс толпились пассажиры с чемоданами, баулами и сумками. Курский вокзал жил в обычном режиме, точно и четко принимал и отправлял людей. Ему не было никакого дела до того, что одних он разлучает на короткое время, а других – навсегда. Хотя после разлук дарит и радость встреч, что часто можно видеть на перронах.
Дорога у меня всегда вызывает чувство непреходящей грусти и боли. Вот и теперь, сидя у окна плацкартного вагона, я гляжу на проплывающие перелески. В прямоугольнике окна, словно на экране телевизора, меняются кадры. Бревенчатая изба, огороженная плетнем, стайка изящных берез, несколько буренок и коз, пасущихся на лужайке и девчонка с приветливыми взмахами руки.
В мое сердце вошли эти милые пейзажи среднерусской земли. Блеснула широкой гладью река. Замелькали стальные конструкции большого моста. Он загудел под тяжестью состава.
– Переезжаем через Оку, – сообщил сосед, феодосиец Николай Петрович. Я успел познакомиться с этим разговорчивым, как и большинство жителей курортных городов, стариком. Он пенсионер, гостил
–Если доведется побывать в Феодосии, то непременно посетите музей Александра Грина и картинную галерею Ивана Айвазовского. В ней самое большое собрание полотен великого мариниста. А в Ялте – музей Антона Чехова, Ливадийский и Воронцовский дворцы, – советовал ей Николай Петрович. Потом, как всякий южанин, не без гордости, принялся расхваливать золотые пляжи.
Вскоре попутчики увлеклись игрою в карты, а я решил написать Наташе письмо. Положил на обложку книги чистый лист бумаги. Буквы прыгали, стремясь угнаться за мыслями. «Наташенька, прости, я тебя обидел. Но поверь, что и мне не легче, ибо мы связаны незримыми нитями. Я буду жить твоей и своею болью».
Я оторвал взгляд от бумаги. Поверит ли она, а может равнодушно прочитает это письмо, как хронику чувств неудачника. Ручка выводила: «Любовь проверяется временем и расстоянием. Мне всегда было хорошо рядом с тобой. Я не смогу тебя забыть и буду счастлив, если хоть эту радость ты оставишь мне». Старательно продолжал вверять бумаге свои чувства, завершив рукопись стихами:
Мне хотелось с тобой заблудиться
В белоствольном, чудесном лесу,
Где поют удивительно птицы
И березы на каждом шагу.
Монотонно стучали колеса на стыках, слегка раскачивался вагон. Дописал страницу и решил бросить письмо в почтовый ящик во время стоянки на ближайшей станции. Остановки были короткие, решил не рисковать.
Ощутив голод, зашел в вагон-ресторан. Лучи предзакатного солнца проникали в окна. Вина в бокалах искрились малиновым цветом, отсвет ложился на отполированную поверхность столиков, за которыми трапезничали мужчины и женщины.
Я заказал себе двести граммов Алиготе и бутерброды. Выпил и попросил еще, понимая, что хмель меня не берет. «А надо ли мне отправлять это письмо? Не расценить ли она его, как проявление слабости? Посмеется над наивностью деревенского хлопца и не сочтет обязательным дать ответ», – закрались в мое сознание сомнения. – Не надо торопиться. Все равно, рано или поздно я возвращусь в Подмосковье. Мне необходимо будет ее увидеть, пусть даже издалека.
Я приду в знакомый лес, к березам с изумрудными подвесками сережек, к соснам с терпким запахом хвои, которые запомнили нашу встречу. Только им поведаю о своей грусти и боли. Обниму белоствольные березки. Может, когда-нибудь Наташа пройдет мимо них и березки остановят ее шумом своей листвы. И у нее защемит сердце о дорогом и прекрасном. Она бережно прикоснется к березке и вспомнит».
Проплывали за окном в вечерних сумерках леса, а в оранжевом свете огней – поселки, станции и полустанки.
Откликались гудками встречные поезда. В моем сознании запечатлелся милый облик и затеплилась надежда. Я приоткрыл окно, ветер дохнул в лицо прохладой вечернего леса, запахами хвои и грибов.
* * *
Минуло двадцать лет. Однажды, перебирая старые, рассыпанные по блокнотам записи и письма, я нашел несколько Наташиных посланий и пожелтевшие листки с первыми отрывками незаконченной тогда лирической повести.