Земноводное в кармане, или Сумасбродные похождения Лилит Ханум, женщины, любящей приключения и не признающей ограничений, да не станет она образцом для подражания

Мурадова Анна

Мечта была такой сильной и страстной, что Лилит часто рисовала этот дом. Рисовала она так себе, но выходила вполне понятная картина: горы, солнце, виноградные лозы, плодовые деревья, дом и Смерть. Почему на рисунках неизбежно возникала Смерть, Лилит не знала. Смерть была в человеческом обличье и даже немного симпатичная. Лилит догадывалась, что это должно было что-то означать, но пока не знала что.

Итак, Лилит приступила к поискам дома мечты. Ашурина очень беспокоилась за московскую кузину: как бы строго ни соблюдались законы в постсоветском Кярманистане, но люди везде одинаковы: не обманешь – не продашь. Поэтому она попросила о помощи знакомого юриста Нателлу. Нателла, степенная пышногрудая красавица-грузинка, излучала уверенность и

доброжелательность, при этом достаточно было одного взгляда на нее, чтобы понять: все хитрости и уловки продавцов она видит насквозь, будто в ее глазах спрятался рентгеновский аппарат. Она уберегла Лилит от одной мутной сделки, но со второй попытки покупка удалась. Вот как это было.

Глава седьмая

Как Лилит покупала дом

Месяц, отведенный на поиски дома, подходил к концу, но все дома, которые посмотрела Лилит, были с изъяном: один заложен за долги и не один раз, а дважды, другой – слишком старый, переживший так много землетрясений, что неизвестно, сколько в стенах под новенькой штукатуркой трещин, третий – слишком близко к реке, по берегам которой раскинулся город (бывали наводнения) – и так далее, и тому подобное. Уже четыре недели Лилит жила у Ашурины, создавая ей массу бытовых неудобств, которые гостеприимная кузина переносила стоически.

Когда до отъезда в Москву оставалось всего три дня, Лилит совсем раскисла. Ничего-то из ее затеи не вышло. Впереди была неизвестность и – страшно сказать! – неясно насколько затягивающаяся бездомность. В воскресенье Лилит отправилась в церковь, не особенно надеясь, что Всевышний возьмет на себя разруливание ее дел, ибо у него, скорее всего, имелись заботы поважнее. Однако она страстно помолилась о том, чтобы искомый дом поскорее нашелся.

После литургии все прихожане ассирийской церкви (к какой из многочисленных конфессий она принадлежала – не столь важно) собрались на трапезу. Лилит пила чай с весьма скорбным выражением лица, и собравшиеся за столом женщины поинтересовались, не случилось ли чего. Лилит поведала им о своей печали, и тут же выискалась одна, у которой соседи уже сколько времени все продавали и продавали дом, а продать так и не смогли. Эта женщина клялась, что у дома нет никакого подвоха, что он абсолютно новый, без всякой отделки, да к тому же сейсмоустойчивый. Что строили его не на продажу, а для себя, но вот обстоятельства повернулись так, что пожилые хозяева срочно должны переехать к детям в Россию.

В тот же вечер состоялась встреча с продавцами. Только на подходе к красивым серым воротам с белой полосой прихожанка призналась Лилит, что мааааленький подвох все-таки имелся: хозяева дома являются соплеменниками, а возможно, и прямыми потомками тех самых сомнительных личностей, что прогнали предков Лилит из Ирана.

– Буду торговаться как никогда! – только и сказала Лилит Ханум, человек отнюдь не мягкий, но по натуре не агрессор.

Позвонили в звонок. Дверь открыли двое – пожилой, но черноусый дядя Джафар и тетя Гуля в платке и пуховой накидке. Они очень скептически осмотрели московскую гостью с головы до ног, но впустили в дом. Дом представлял собой бетонную коробку, то, что на местном варианте русского называли «черный каркас». Из обжитой территории имелись только спальня с ядовито-розовыми стенами (от этого цвета у Лилит с непривычки случился приступ морской болезни) и пластмассовыми, выкрашенными под золото карнизами на окнах и неожиданно со вкусом отделанный санузел. Во дворе обнаружились еще один санузел и летняя кухня, также вполне завершенные. А вот остальные три комнаты и лестница между этажами (один этаж со двора был первым, но из-за горного рельефа быстро становился вторым, а другой начинался полуподвалом, а потом непринужденно выходил в сад) нуждались в полном цикле отделочных работ.

Дядя Джафар со всем артистизмом, присущим народам Ближнего Востока, расписывал достоинства дома, тряс документацией, воздевал руки к небу, прижимал их к сердцу, сетуя на то, что надеялся

прожить остаток жизни в этих стенах, но вот такие вот обстоятельства… Тетя Гуля утирала слезы кончиком платка – так не хотелось ей расставаться с домом, но – ах! – решение мужа закон… Лилит Ханум наслаждалась спектаклем, внимала, кивала, охала, вздыхала и возражала одной и той же фразой:

– Это все так, но дом-то без отделки! Да и денег у меня не так уж много, на что ремонт делать?

Многократные повторения в сочетании с упорно отстаиваемой ценой возымели действие: они сторговались, но продавцы почему-то решили, что у москвички денег завались и она кривит душой.

Надо сказать, что в Кярманистане о Москве имелось весьма странное представление. Тут считали, что в Москве живут одни миллионеры да миллиардеры и если кто-то из москвичей не попал в списки богачей Форбс, то это либо младенец, либо вечно беременная домохозяйка, у которой уж муж-то непременно сказочно богат. Заявить, что в Москве имеются бедные, означало насмешить собеседника до остановки сердца.

Этот странный миф отчасти поддерживался усилиями кярманцев, уехавших в Москву на заработки и явно преувеличивавших собственные и чужие достижения. Поэтому слова о том, что у москвича количество денег на банковском счету может быть не бесконечно, многим жителям Шахины, в том числе и почтенным хозяевам продаваемого дома, казались дичью. Уж как они себе это представляли, я не знаю, видимо, воображали, что, лежа на банковском счету, купюры совокупляются и размножаются с быстротой кроликов или мечут икру мелкой монетой.

Как бы то ни было, но по рукам они ударили, весьма недоверчиво поглядывая друг на друга.

Вечером Лилит известила Нателлу о том, что дом найден. Нателла устроила тотальную проверку и выяснила, что с юридической точки зрения дом чист и можно покупать. Через неделю Лилит снова была в Шахине с московскими деньгами. Был назначен день сделки, которую юрист и нотариус запомнили надолго.

Сделку для удобства заключали в главном отделении банка, где работали Ашурина и Нателла. Это было современное здание с огромными окнами, стены и пол были отделаны светлым мрамором. Мигали цифры на табло электронной очереди, на плазменных экранах крутили упоительной красоты ролики, все блестело и переливалось. Туда-сюда с деловитым видом сновали стройные женщины в элегантных костюмах: шелковые шейные платки, наглухо, по-зимнему, застегнутые пиджаки, цокающие каблуки… Лилит Ханум для такого торжественного случая тоже надела каблуки, строгую юбку, бархатный пиджак и шелковый шейный платок и даже сделала серьезное выражение лица, что обычно ей давалось нелегко.

Она немного нервничала: дело в том, что вечером перед сделкой продавцы неожиданно стали капризничать, переживать, что продешевили, что с москвички можно было содрать и побольше… Но это все было в деревне на горе, где они сидели приосанившись, а Лилит представала перед ними не в самом элегантном виде, в джинсах и свитере, как обычно на просмотрах частных домов в период зимних дождей. А уж как верна поговорка «по одежке встречают» – она за свою жизнь убеждалась неоднократно. «Обстановка в банке должна подействовать», – думала она, быстро-быстро перебирая любимые четки.

Ее расчет оправдался: войдя в сей блистательный храм златого тельца, пожилая пара оробела. Дядя Джафар весьма ненатурально изображал небрежность, а тетя Гуля застенчиво теребила платок. В своей простой и не очень уместной на фоне стекла и мрамора одежде они были здесь как осколок былой эпохи, давно ушедшей в прошлое цивилизации, так что и Лилит и Нателла даже пожалели их и бережно препроводили к нотариусу.

Нотариус, солидная дама лет пятидесяти в строгом черном платье и в очках с черной оправой, ни к кому жалостью не прониклась. Она сразу поняла, что сделка будет непростой, вздохнула и распечатала договор купли-продажи на двух языках – кярманском и русском. Лилит углубилась в чтение. Но сосредоточиться ей не удалось: раздался возмущенный вопль дяди Джафара: