Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
И я плакал… Но уже не во сне, а наяву…
Так сладки были слёзы… как в детстве моём, когда ты ждёшь, что матушка погладит тебя по голове… и вымаливаешь, выпрашиваешь эту ласку… но тут некому было тебя погладить…
О Боже!.. Я не люблю сны… они легко улетучиваются, забываются во днях…
Но этот сон навсегда остался во мне….
…А где же Анна?.. Её не было в постели…
Я тихо спустился по истертой лестнице. Было уже сизое утро… Метель и ветер улеглись….
Камин
Анна сидела у камина на волчьей шкуре, опустив голову на колени. Она плакала. Она, как и я, была в слезах…
— Анна, Анечка, ты плачешь?.. И я тоже… И тебе сон печальный приснился? В метель да ветер сны далеко нас уносят… А где поэт?.. он не приставал к тебе?..
…Она шепчет, она совсем дитя-ребенок ломкий, сосулечка апрельская льняная, забредшая, упавшая в зимнее мое одиночество, и мне томительно, вдруг слепяще, разрывчиво, туберкулезно, печально жаль, жаль её…
Что делать мне с ней?.. Так я боюсь потерять её… А знаю, чую, что потеряю…
И вдруг она улыбается:
— Поэт ушел… Поэт улетел!..
— Как улетел?
Ему всю ночь было плохо, тошно… его рвало от еды… он же почти ничего не ест, а тут набросился на еду и вино…
Я его лечила, утешала… А ранним утром проводила…
Ветер был неистовый!.. Такой ветер уносит дома и деревья вырывает с корнем…
Но поэт радовался этому ветру…. Он надел свою необъятную летающую рубаху Иоанна Кронштадтского, и шаровары ветреные летательные, и валенки легкие вологодские…
Мы вышли во двор… Ничего не видно от крутящихся, несущихся в омуте двора ветра и метели…
Тогда он пошел к голубой ели… Трудно влезть на голубую ель… Он оставил клок жемчужных волос на ветви…
Он сказал: “Я люблю стартовать, срываться в ветер и метель с деревьев! Я привык! Я лазаю, как белка!..
Я помогла ему немного, подперла его худые-худые ноги и колени…
Но он легко взобрался почти на верхушку ели…
Он оттуда закричал: “Гляди, девочка, я, как елочная сосулька, на вершине новогодней ели!..”
О! на вершине ели он, весь в белых плещущихся, как парус, одеждах, бился, как ангел иль птица нездешняя…
И потом он легко сорвался и весело улетел в слепой, хмельной, густой, сметанной уже метели и только глухо с небес прокричал мне:
“Пока!.. До следующей великой метели!..”
Метель объяла его, подняла и съела…
…Анна сидела у огня, и слезы уже высохли на её щеках и глазах… Она по-прежнему улыбалась…
Тогда я вздохнул и сказал:
— Поэты всегда летают… Чем страшней жизнь — тем больше они летают… Как искры над пожаром… А у нас сейчас вся наша Россия — сплошной пожар…
Тогда она тихо шепнула мне:
— Царь Дарий!.. Когда моя мамочка Людочка Кашина в последний раз уходила на родное Блудово болото за клюквой, а на самом деле —
Царь Дарий! Я сразу узнала его — моего отца — а он не узнал меня…
— Анна! Я даже не знаю, где он живет… Но я найду его… Почему же ты не сказала ему всей правды?
— Потому что тогда бы он перестал летать…
А моя мамочка была не только замечательной учительницей. Она была и дивной кружевницей…
В 1910 году в России было сто тысяч кружевниц… Россия — кружевная страна!..
А нынче кружевниц осталось только несколько тысяч!.. И одна из них — моя матушка!..
Все русские метели — это ледяные кружева!..
Это моя матушка с того света насылает разматывает кружева свои летучие на землю русскую!.. Это её кружева загробные по Руси метелями летают!.. Это она оттуда помогает летать моему отцу!..
…Я вздрогнул! я вспомнил, как метель играла со мной на дороге…
Это Анина мать со мной играла? завлекала?.. завораживала?.. освежала…радовала меня своими снежными загробными весёлыми обольстительными кружевами, кружевами…
Да!.. И это было Божье знамение…
Глава двадцать третья
ГРАНАТОВЫЙ КОВЕР НА ИЗУМРУДНОЙ ТРАВЕ
ПОД ГОЛУБЫМИ ЕЛЯМИ
…Ранним павлиньим весенним утром смоляной петух с коралловым гребнем
настигает жемчужную курицу!..
…Вот оно — глупое счастье
С белыми окнами в сад…
…И плывет твое горло в рубинах поцелуев моих,
Как по ручью надкусанное яблоко…
…Весна!.. Всеоживляющая! Всеблагодатная!..
Май-травень… Настой-аромат густой еловых, каплющих живиц-смол-серок плывет над моим двором от голубых елей, елей…
Ах, Анна, Анечка! вот уже весна… май-травень…
А ладья нашей любви все плывет среди весенней, Святой, объятой бесами, Руси?..
А мы хотим построить гнездо любви на Древе подрубленном Руси?..
Ах, Ангел Серебряные Власы…
…И я вспоминаю пророчества рыжего батюшки на коне: “На Руси будет великий голод… Трупы неподобранные во множестве будут лежать даже в сытых градах… Бесы голод приведут на Русь… Но голод и изгонит бесов из Руси… Очистится Русь и восстанет, взойдет в силе Иисуса Христа…”