Земные и небесные странствия поэта
Шрифт:
Седмицу в русских майских предпасхальных пуховых сладчайших
нежных травяных холомах холомах холомах!
Тут еще Седмицу весеннюю жить бродить дышать Ему в русских очнувшихся
после лютой колодезной зимы холомах свежетравяных тропах тропах тропах
в ветерках курчавых лебединых лесовольных полевых
Как же уже Распятому на Западе не любить не лелеять Русь весеннюю
талую где еще жив и ликует Он?
Как же Святой Богородице не любить Русь где еще веет близ Неё Живое
земное не распятое не прерванное
И я подумал: “Вот почему Россия вечна… Как Богородица и Иисус Христос…”
…И тут!
И тут, в морозном инее, объятые морозным инеем, в кольчуге серебряного инея, поплыли мимо нас с Анной по Рождественскому Утру Два Всадника!..
И морозный пар, дым шел от тел Их и туловищ Коней их…
Это были Они — Всадники Апокалипсиса, которых я увидел в Москве…
Только Они были не наги, как тогда, летом, а от мороза одеты в странные одежды, которые взяли Они от русских огородных пугал, что ли?.. Или от русских людей, которых бесы иноземные ограбили до пугал нищих, плакучих?..
А были одеты Они в длинные военные потраченные шинели страшной войны… а на головах у Них были разбитые шапки-ушанки, а на долгих скелетообразных ногах болтались вологодские лапти музейные…
Но Всадники были неистово велики, худы, высоки, и потому шинели смотрелись на Них как жилетки, а шапки-ушанки на черепах нагих казались детскими жалобными колпачками, а лапти дырявые пропускали, обнажали длинные, мраморножемчужные, чутко дрожащие пальцы…
А в дымчатых гривах Их Коней нежно-хрустально позвякивали льдинки…
Но Всадники улыбались, и были не печальны, а веселы, и шептались в морозе, в инее игольчатом, серебряном, и Их обильные орудия смерти от мороза прилипали к их одеждам, и смирялись, и от инея остроту бритвенную смерти теряли… притуплялись…
И Всадники радостно шептались…
А шептались они о том, как прекрасна Русская Рождественская Ночь! И как жаль, что Её не видит! Не слышит Их Хозяин — Апостол Иоанн, Творец Апокалипсиса…
О Боже…
Не знали, не чуяли даже Они, что Апостол Иоанн с Книгой Своей был, жил, дышал рядом с ними, на Руси нынешней, которая сама стала живой книгой Апокалипсиса…
О Боже..
Плыли в кольчуге инея по Рождественскому Утру Два Всадника…
Мимо нас с Анной…
Мы вспомнили полевого батюшку на коне, но это другие были Всадники и другие были Кони…
И я не хотел, но взглянул ввысь, в огненный зрачок одного из Коней…
Там горели дома и города…
Там горела родная глинобитная кибитка моя… и матушка моя готовилась войти в огонь…
О Боже!..
И я не понял, кто зарыдал: Конь или я, чтобы смирить слезой тот адов огонь… Огнь в очах потушается слезой!..
Блаженны плачущие, ибо утешатся — сказал Спаситель… И мы знаем, какой Огнь Он потушил Своей Слезой… Огнь Смерти…
Огнь
Тогда Анна шепнула мне:
— Царь Дарий… Я видела этих Всадников!..
Тогда, у расстрелянного Белого Дома, когда палачи, бесы убивали беззащитных доверчивых русских людей, раздирали, разрывали, разрезали их пулями…
Я пришла к Дому, когда он уже горел… я пришла с вилами… я отбивалась вилами от пуль! и странно: пули отлетали от вил моих и летели в палачей…
Я много пуль отбила вилами… тут палачи перепугались… они кричали: “Это ведьма с вилами… ее сам дьявол послал…”
И бежали от сверкающих вил моих вместе с бешеными напрасными пулями их… Потом я ушла от Дома горящего, и никто не тронул меня…
Тогда Анна запела детдомовскую песенку:
Нам нечем жить и негде воровать…
Нам двадцать лет — нас мамы позабыли…
Взгляни на мир — и ввек не сосчитать
Пылающих огней автомобилей…
А в небе пылали алмазы Рождественских Плеяд…
И Всадники Апокалипсиса уходили… как всё уходит…
…Царь Дарий, глядите!.. Эти Всадники не оставляют следов на снегу… Они летят нал землёй… низко, но летят…
…Ангел Серебряные Власы, не уходи… не улетай…
Я обнял Анну, словно почуял, что скоро она уйдёт… улетит…
Ах…
Глава двадцать вторая
ПОЭТ Z
…Поэты — это люди, которые и на брегу океана самовлюбленно упоенно
бродят в луже собственной мочи…
… — Поэт, что творишь ты?..
Я сочиняю самую вольную! самую богатую! самую медовую цветастую
павлинью поэзию — в России дотоле небывалую…
И потому нет у меня, ветхого, ни славы, ни денег, ни друзей преданных… Ни
даже сапог для зимы русской…
— Но ты счастлив, босой одинокий павлин в стране снежных куриц?..
— Да!..
…Ах, зачем такая долгая, томительная, погубительная на Руси зима, зима, зима?..
Ах, Господь, дай пережить нам эти вечные снега, снега, снега…
Да!..
Но эту зиму мы с Анной провели в сладком одиноком забытье у камина…
И зима показалась нам краткой, и нежной, и страстной, как медовые, слипшиеся, слившиеся кипрские то ли дни? то ли ночи? пока не пали на море яхонтов моросеи-дожди, дожди…
Эфа бездонно спала в аквариуме в зимней спячке своей, и ей снились далекие фан-ягнобские горы, и малиновые черешни и златотронные златоногие златокурчавые нагие Цари…