Зенитчик

Полищук Вадим Васильевич

Надеюсь, это были последние. Ага! Счаз-з-з! Команда "К бою!" заставляет меня с трудом оторвать свое увесистое тело от планеты и приступить к своим обязанностям.

— Темп десять, совмещай.

Небольшая пауза.

— Огонь!

Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Да чтоб вы все сдохли, сволочи! "Сволочи" в очередной раз разгружаются над городом и уходят, подыхать они не собираются. Одного мы, вроде, зацепили, но и он ушел, чуть отстав от основной группы.

— Отбой!

Я падаю там же, где стоял, рядом валится расчет. Только наводчику Дементьеву хорошо, ему падать не надо, он и так сидит.

Казалось бы, я в бою снаряды не ворочал, а гимнастерку хоть отжимай. Понятно, что жара в конце июня стоит, но не до такой же степени. Видимо, сказывается нервное напряжение.

На бруствере появляется комбат, я только рот открыл, чтобы "Смирно!" скомандовать, но Филаткин меня опередил.

— Вольно.

Видимо команда подразумевает разрешение лежать в прежних позах, но я все-таки поднимаюсь – неудобно с командиром разговаривать лежа, да еще на полтора метра ниже его сапог.

— Как орудие?

— В порядке орудие, товарищ старший лейтенант.

Комбат спрыгивает вниз, забирается на повозку и прикасается рукой к цилиндру накатника. Я в шоке, раньше за ним таких привычек не водилось.

— Горячий, — Филаткин отдергивает руку и поясняет, — на старых три ка сегодня были случаи отказов из-за перегрева.

— У нас порядок, товарищ старший лейтенант.

— Ладно, отдыхайте, — разрешает комбат, — минут через сорок придут грузовики со снарядами.

Курорт закончился, началась война.

Тридцать пять ящиков на семь мужиков, каждый ящик восемьдесят два килограмма. Эти восемьдесят с гаком килограммов нужно снять с кузова трехтонки, пронести несколько метров и аккуратно опустить в специальный ровик. Что Вы говорите? Плевое дело? Ах да, денек у грузчиков был, не приведи господи, с ног валятся. Все равно плевое? Ну, ну. Поглядев на нас, Коляныч впрягся в разгрузку без всяких дополнительных приказов. Но все равно последние ящики тащили буквально волоком. Когда ЗиС отъехал от позиции, расчет уже лежал в разных позах, тяжело дыша. Посмотрев на часы, я принял следующее решение.

— Сейчас отдыхаем. Минут через пятнадцать-двадцать кухня приедет. После ужина еще ствол протрем.

— Протрем?! — взвыл Серега Дементьев, — командир, имей совесть – ночью, наверняка, опять стрелять будем.

— Так что, если у нас красноармеец Дементьев слегка притомился, то пусть ствол мхом зарастает? Ни хрена! Надраивать не будем, но нагар убрать надо. А что касается совести, то я ее на сержантские петлицы поменял. Так что на будущее, взывать к ней – бесполезно. Кстати, Серега, сколько у меня треугольников в петлице?

— Ну, два.

Осторожно отвечает наводчик, опасаясь подвоха.

— А я сейчас к комбату пойду и еще по одному попрошу.

— Зачем?

— А чтобы такой "пилой" тебя пилить удобнее было.

Гы-гы-гы – негромко смеются мужики. Они очень устали и надо как-то поднять им настроение, ну хоть чуть-чуть. Потом приехала долгожданная кухня, и мы медленно ковыряли надоевшую "шрапнель", чтобы оттянуть начало чистки орудия. Когда каша все-таки заканчивается, нас ожидает привычное "И-и-и, раз! И-и-и, два!". Сначала протираем ствол банником, потом сливаем керосин и еще раз проходим по стволу банником, обмотанным чистой ветошью. После этого приступаем к пыжеванию. Дважды прогнав пыж через ствол, решаем, что хватит, и буквально уползаем в свою землянку. Я днем меньше остальных работал,

а вымотался так же, возраст, однако, сказывается.

Едва стянув сапоги, я уже намеревался забыться в спасительном сне, но мне и тут покоя не дали.

— Командир, а, командир.

— Чего тебе, Рамиль?

— А первый расчет к награде представить хотят.

И когда он только эти сплетни собирать успевает? Вроде, постоянно вместе со всеми был. Остальные притихли, им тоже интересно.

— Ну и хорошо. Очень за них рад.

— Так мы тоже немца сбили! Почему нас не награждают? У нас же еще три танка есть!

— Ты танки не трожь, к ним только Иван отношение имеет, и то к последнему. А что касается сбитого "мессера"…

Ну как ему объяснить, что сбили мы его, как бы находясь в составе другой части, и нашим командирам к награде нас представлять смысла нет, они с этого дивидендов не получат. Другое дело – сегодняшний "мессер", теперь номер полка прогремит по всей цепочке прохождения наградных листов. Глядишь, и комполка по головке погладят, и у комбата за ушком почешут. А после второго-третьего достоверно, или не очень достоверно, сбитого можно и начальству что-нибудь получить. Однако такие аргументы озвучивать, естественно, нельзя, поэтому пытаюсь выдумать другую причину.

— Так мы его дуриком сбили. Случайно пальнули, случайно попали. Да и то, попали… Если бы летчик не струсил, видали бы мы тот "мессер". Так за что же нас награждать? А если сегодня "мессеры" из пушек по батарее прошлись, сколько бы народу положили? А первый расчет нас всех спас, за это его и награждают.

— Оно, конечно, так, — вздыхает Сан Саныч.

Мои аргументы расчет умом принимает, но в глубине души чувство некоторой несправедливости у них осталось. Я их понимаю. Вроде сделали одно и то же, но одних к награде представляют, а другим даже благодарность не объявили. Однако усталость берет свое, и расчет погружается в сон до подъема. Или до ночной тревоги. Как повезет.

Повезло, ночью нас не беспокоили. Утром любители трофеев обшарили обгоревший фюзеляж сбитого "мессершмитта". Сильно поживиться не удалось – горел он долго и жарко, в кабине остался только пепел. На пистолет летчика никто не позарился – перекаленный кусок железа. Самым ценным трофеем стал железный крест, принадлежавший пилоту. Но даже и он находился в весьма непрезентабельном состоянии.

Днем состоялся очередной налет. Его ждали и к нему готовились. На этот раз и посты ВНОС не проспали, и истребители взлетели вовремя, но и немцы изменили тактику. Первой заявилась группа расчистки воздуха в количестве двенадцати "мессеров". Связала боем наших и только потом подошли "хейнкели". Единственными, кто мог им помешать, опять оказались артиллеристы нашей дивизии полуженской воздушной обороны. Несмотря на все наши старания и бешеный расход снарядов, сбить никого не удалось, но и прицельно отбомбится по Воронежскому железнодорожному узлу, смогли немногие. Немецкое наступление успешно развивается и бомбардировочные эскадры люфтваффе делают основной упор на удары по железнодорожным станциям и узлам. Они пытаются не допустить переброски наших резервов к местам прорыва, что, в общем, им удается – достаточно сильное истребительное и зенитное прикрытие имеют очень немногие транспортные объекты. Зенитные бронепоезда общей картины изменить не могут – их очень мало.