Зенитная цитадель. «Не тронь меня!»
Шрифт:
— Товарищ лейтенант Хигер! — окликнул с мостика Мошенский и, когда Хигер подошел, сказал: — Готовьтесь к сходу на берег — получать орден.
— Есть! — стараясь сдержать волнение, ответил Хигер и заспешил к люку кают-компании.
Когда такое было? Берег! Увольнение на берег!
Почти восемь месяцев, двести с лишним дней, не ступал лейтенант на землю и, казалось, совсем забыл, какой она бывает.
Сбросил шинель, рабочую форму и, пританцовывая на одной ноге, влез в отутюженные выходные брюки… Переоделся в момент.
В надувной лодке
— Прошу, товарищ лейтенант! — гостеприимно указал матрос на банку. Едва лейтенант устроился, Рютин ухватился руками за канат, протянутый «по-паромному» с плавбатареи на берег. Обернувшись, озорно крикнул: — Люблю возить людей за орденами!
Заработал локтями, перебирая скользкий, хлещущий по воде канат. Ялик проворно заскользил к берегу. Хигер видел, как руки матроса покраснели от напряжения и холода. С каждым рывком соленые брызги летели вдоль борта, и лейтенант догадался, почему Рютин скинул бушлат и засучил рукава форменки… Стало неловко, что матрос, не жалея себя, один тянет лодку, в которой сидит он, Хигер.
Лейтенант сделал было попытку привстать, помочь Рютину, но лодка угрожающе зашаталась и едва не зачерпнула бортом воду.
— Нельзя вдвоем, товарищ лейтенант! Приказано вас доставить как огурчика.
— В рассоле! — засмеялся Хигер, повторив излюбленную шутку мичмана Бегасинского.
— Что, крепко окатил? — Рютин перестал даже перебирать канат. Успокоился, лишь увидев, что лейтенант шутит. Снова заработал руками. До берега было недалеко.
…Лейтенант шел по дороге. Шел и не верил, что ступает по земле. Несколько раз его обгоняли военные полуторки. С одной даже прокричали: «Подвезти?» Поблагодарил, отказался. Очень хотел поскорее получить орден, но не меньше хотел хоть километр протопать ногами по земле.
Затем дурманящая явь встречи с землей несколько сгладилась, и на смену этим чувствам пришло властное нетерпение поскорее добраться до города, до Минной пристани, где размещался штаб. Проголосовал и на машине, вместе с группой пехотинцев, поехал в город.
Уже на въезде пехотный командир, стоявший в кузове возле кабины, что есть силы забарабанил ладонью по крыше: «Стой! Воздух!» Хигер увидел, как на город, одни за другим, пикировали вниз крылом бомбардировщики… Шофер резко тормознул, и клубы белой пыли тотчас же накрыли соскочивших на землю людей.
— К стене! — крикнул пехотный командир, и все бросились к ближайшему дому.
Хигер наметанным глазом оценивал воздушную обстановку: «Сейчас сыпанет… Сыпанул!» И действительно, черные капли бомб устремились к земле…
На плавбатарее он привык мыслить иначе. Удовлетворенно окидывал взглядом очередную серию бомб, падавших в стороне от батареи, в море… А здесь не может быть «мимо»! Здесь все — на город, на дома, на людей!
Вскинулись черные взрывы. Часть стены одного из зданий как бы выросла, приподнялась над остальными домами, а затем стала оседать, таять в разраставшихся клубах дыма… Только что был дом, и нет дома… А ведь в нем могли быть люди!
Еще
Наконец налет окончился. Лейтенант Хигер благополучно добрался до Южной бухты, до штолен, где размещался штаб.
В просторной штольне было светло от электрического света. Справа и слева по коридору виднелись стальные корабельные двери с надписями-указателями.
В одной из комнат, где размещались политуправленцы, лейтенанту сказали, что дивизионный комиссар Кулаков сейчас занят и вручение награды он поручил одному из своих заместителей.
Незнакомый Хигеру комиссар встретил его приветливо. Торжественно достал из сейфа красную коробочку с орденом…
— Дальнейших вам боевых успехов, Семен Абрамович!
Хигер поблагодарил, сказал, что положено говорить военному человеку при вручении награды, но в памяти почему-то прочно осталось удивление, как это комиссар сумел запомнить его имя и отчество: он ведь лишь мельком заглянул в орденскую книжку. И еще запомнилось: вручавший орден наград не имел.
Несколько часов пролетели, как миг, — пора было возвращаться на «Квадрат».
Лейтенант с трудом подавил в себе искушение побывать на Приморском бульваре — поспешил напрямик. Лодки у берега не оказалось. Надо было ждать. Где-то рядом боцманская бригада ремонтировала катер. Хигер решил навестить Бегасинского.
Вскоре увидел стоящий на воде катер и в нем моториста Шилова.
— Здравствуйте, товарищ лейтенант! — поднял над головой замасленную руку Шилов. На чумазом лице ослепительно сверкнули белые зубы.
— Здравствуйте, Шилов! Как дела?
— Неплохо, товарищ лейтенант. Можно бы, конечно, и лучше, но скоро только сказка сказывается.
— А мичман Бегасинский где?
— А разве в бараке его нету?
Хигер зашел в барак. Пожилой моряк зажигал керосиновую лампу, и Хигеру вначале показалось, что это Бегасинский. Однако это был старший баталер Пузько. Кто-то спал на нарах возле горевшей печурки… Поздоровавшись, Хигер поинтересовался, где боцман.
— Александр Васильевич на склады поехал. Должен с минуты на минуту быть, — бодро, как по-заученному ответил Пузько.
Хигер стал ближе к огню, чтобы Пузько и подсевший к столу краснофлотец Яковлев — это он только что лежал на нарах — заметили на его кителе новенький орден. Но никто не обратил на орден внимания, будто носил его лейтенант всегда.
— Катер-то ваш скоро ходить будет? — поинтересовался Хигер.
— Да должон… — тусклым голосом ответил Пузько.
— А что так неуверенно, Гавриил Васильевич?
— Почему «неуверенно»?.. Сделаем, товарищ лейтенант. Достанем Шилову кое-какие детали, прокладки, шпунтики… Он пустит движок. А корпус уже готов.