Зеркала и галактики
Шрифт:
– Как только поправишься. – Мстислав выпрямился на коленях; ее рука соскользнула.
– Не смотри!
– Ты моя Светлость. – Он наклонился к лицу жены, прильнул щекой к щеке. – Светлейшая из всех Светлан.
Она попыталась улыбнуться.
– Ты мой Славный. И Мстительный.
– Ничуть не мстительный, не ври. Любому глотку за тебя порву, только и всего.
– Не надо рвать. – Светлана все-таки улыбнулась: – Лучше грызть.
– Как скажешь.
– Домино пришел?
Мстислав выпустил
– Вон он – забился в угол. – Телохранитель отстранился, позволяя Светлане увидеть Дэсса. – Но я не буду его загрызать. Он потерял память и стал вполне безобиден.
Взгляд ее влажных измученных глаз не сразу нашел княжича.
– Домино, – прошептала она отчетливо, – подойдите, пожалуйста.
– Света, не проси его ни о чем, – Мстислав поднялся на ноги, отодвинул стояк с болтающимися, ни к чему не подсоединенными трубками. – Он беспамятный и… в сущности, это другой человек.
– Домино, подойдите.
В шелестящем голосе прорвалось нечто такое, от чего княжича бросило в жар. Он отлепился от стены и двинулся к прозрачному дому из пластика.
Мстислав приподнял расстегнутую «дверь» и пропустил Дэсса внутрь.
– Домино, я хочу вам сказать… – Светлана перевела дыхание, собралась с силами. – Я скоро умру. Я знаю.
– Светка! Что ты несешь?!
Она продолжала, словно не слышала вскрика мужа:
– Я ничего не могу сделать… защитить… Слав не виноват в том, что… Я сама виновата – заболела, как последняя дура.
– Света, не надо. Я тебя прошу. – Мстислав повернулся к Дэссу, и глаза кричали: «Уйди!»
Княжич стоял у постели и не мог двинуться. Он хотел посмотреть Светлане в лицо, но взгляд упорно возвращался к ее маленьким ступням в розовых носках. Ступни подергивались, словно уходившая из Светланы жизнь билась в них, желая вырваться и покинуть ее тело.
– Слав не заслужил, – шептала она, – этих мучений. За что вы его?… Ему и так больно. И мне… Я устала. Я умираю, потому что… сил не осталось.
– Света! – у Мстислава сломался голос, лицо жалко дрогнуло.
Она упрямо шептала:
– Домино, пожалейте нас… его… ведь ему еще жить… после меня.
Мстислав развернулся и вышел из прозрачного дома, едва его не опрокинув, когда слепо ткнулся в стенку рядом с «дверью». Светлана глубоко вздохнула, под голубовато-серой тканью поднялась и опала ее худая грудь.
– Наклонитесь, – попросила она.
Княжич склонился, заставив-таки себя поглядеть ей в лицо. Глаза у Светланы были синие. Почти как у Соны.
– Здравствуй, – бесцветные губы едва шевельнулись, но слово на языке СерИвов прозвучало ясно. – Ты меня узнаешь?
Еще бы Дэсс не узнал!
– Болотные кусаки впились тебе в задницу и выпили ум до капли, – прошипел он, взбеленившись. – Зачем ты притворяешься
– Я не…
– Прошлогодний помет водяницы умнее твоей головы! – Ни в чем не повинный Мстислав страдал, а дурища, каких свет не видывал, прикидывалась, будто помирает. – Наши болезни не передаются людям, это знают все.
– Дэсс, – взмолилась Сона, – выслушай. Ханимун меня покарал. За то, что солгала тебе – когда отказалась от Руби. Сказала, что пела песни любви человеку… что ласкала его и взяла деньги.
– Ну и какой кэт дул тебе в уши и нашептывал поганые слова?
– Твоя мать… княгиня… заставила солгать. Князь грозил, что если… ты возьмешь меня в жены… он наложит заклятье, чтоб я не смогла петь тебе песни любви… а ты не смог бы меня ласкать. Так и остались бы… два гнилых бревна на дне реки.
Княжич обдумал услышанное. Пожалуй, отец выполнил бы, что посулил. И остались бы Сона с Дэссом, точно два бревна, не способные на любовь. Что за радость?
– Не надо было лгать. Сказала бы как есть – мы б выждали время и сбежали.
– Куда? – безнадежно всхлипнула Сона. – От стражи не убежишь.
Она была права: почтенный Торр настигнет, куда ни подайся.
– Ладно, ты солгала. Но лунная лихорадка – она-то откуда?
– Я была больна. По-настоящему – лихорадкой, не лишаем. А твоя мать сказала… что готова помочь… Предложила выбор: то ли умереть… то ли стать человеком. Сказала, что ты тоже скоро станешь. Что мы сможем любить друг дружку, как люди…
Дэсса передернуло. Он смотрел видео и знал, как люди любят своих женщин. Не так, как СерИвы.
– Я по-прежнему могу петь песни любви, – умоляюще прошептала Сона. – Я их не забыла! Ты веришь?
– Верю. – Княжичу не давало покоя иное. – Ты выбрала жизнь. Убила жену человека… любимую женщину хорошего человека. Ну и притворялась бы ею. Зачем тебе болезнь, клиника, смерть?
– Дэсс, ну пойми же! – воззвала его бывшая невеста. – Ханимун покарал за ложь, и лихорадка не отпустила. Потянулась следом. Ты же видишь – волосы белые, выпадают… Дэсс, ты любил меня… обещал, что приведешь в дом женой.
– Да, обещал.
– Ты не нарушишь… – Сона задохнулась, еле выговорила: – слово?
– Сейчас ты жена Мстислава.
– О Ханимун! Вразуми его, Милосердный! Мне осталось жить… дней пять… шесть… Тело Светланы умрет. Понимаешь?
– Чем я могу помочь?
– Приведи сюда женщину. Любую. Здоровую. Не СерИвку; СерИвку я выселить не смогу. Нужна пустая – полностью человек. Я еще смогу перейти… я люблю тебя, и мне хватит сил. Это просто. Мужчине нужно много дней – Домино для тебя готовили долго… и необходима помощь жены или сестры. А я могу сама… Я хочу жить. Хочу быть с тобой. Я перейду! Ты только помоги. Добудь мне женщину.