Зеркала
Шрифт:
— Почему бы тебе не воспользоваться этой прекрасной возможностью начать новую жизнь?! — сказал Сайиду Реда Хаммада.
— Терпеть не могу проповедей! — расхохотался Сайид.
Он решил выждать какое-то время. Поселился в подозрительной гостинице на улице Моски, много пил, курил гашиш, развлекался с девицами, играл в карты, одним словом, жил так, словно ему ни до чего не было дела. Все важнейшие события — палестинская война, пожар в Каире, июльская революция — прошли мимо него. Когда ему исполнилось пятьдесят, он женился на сорокалетней торговке наркотиками, муж которой умер в тюрьме. Несмотря на строгие меры, принятые революционным правительством для пресечения торговли наркотиками, он продолжал заниматься ею, нимало не тревожась о последствиях. Построил себе большой дом в
60
Дарраса — один из старинных кварталов Каира.
61
Хенна (араб.) — название группы растений, дающих желто-красную краску, которой красят волосы, ногти, иногда и кожу.
Мы снова собрались все вместе, теперь уже на похоронах жены Реды Хаммады. Около полуночи я и Сайид возвращались домой, и по дороге у нас произошел такой разговор.
— Разве ты недостаточно богат, чтоб бросить торговать наркотиками? — спросил я его.
— Зарабатываю я много, но трачу еще больше.
— А под суд попасть не боишься?
Похлопывая меня по плечу, Сайид ответил:
— Плевал я на суд! — И с неожиданной грустью продолжал: — Помнишь мою давнишнюю любовницу, которая бросила меня во время войны? Я узнал, что она родила от меня сына, но не могу найти их следов!
— Тебе хочется иметь сына?
Не ответив, он сказал с усмешкой:
— Я доволен своей женой, и другой мне не нужно. — И, смеясь, добавил: — Для меня взять вторую жену — все равно что совершить самоубийство. — Потом, вздохнув, проговорил: — Все это ерунда по сравнению с горем нашего друга Реды.
— Да, он лучше нас всех, а ему столько пришлось выстрадать… — согласился я.
— Не то что этому негодяю Халилю Заки! — со злобой сказал Сайид.
— Разве можно их сравнивать — они такие разные…
— Вот кто мерзавец, так мерзавец. А я что? Подумаешь, торгую наркотиками!
— Боюсь, вдруг попадешься.
— Ну и что?! Вон Реда безгрешен, а страдает.
Он настойчиво приглашал меня к себе в гости. Однако прошло несколько лет, прежде чем я снова увидел его. Не забуду, как он подошел ко мне в кафе «Аль-Фишауи» через неделю после поражения 5 июня. Я сидел в угрюмом одиночестве. Сайид поздоровался и сел возле меня.
— Как ты думаешь, оккупация Синая помешает провозу контрабанды через него? — спросил он.
Я остолбенел: в каком мире живет этот человек?!
Он понял свою оплошность и замолчал. Сидел и молча курил наргиле.
— Ты, как всегда, занят политикой. А по-моему, от нее только голова болит, — пробормотал он.
— Видно, ты не знаешь, что случилось? — спросил я сквозь зубы.
— Как же, наслышались о чудесах! — ответил он, скрывая насмешку.
Два года спустя я столкнулся с ним в кабинете Ида Мансура. Сайид сильно изменился — отекшее лицо, выпирающий живот. Один вид его говорил о том, что он серьезно болен.
— Как дела? — спросил я.
— Прекрасно, как видишь.
— Ты здорово изменился.
— Один аллах не меняется!
— Наконец-то вспомнил аллаха, — рассмеялся Ид Мансур.
— Ты не советовался с врачом? — спросил я.
— А ты веришь врачам? — ответил вопросом на вопрос Сайид. И с гордостью заявил: — Ни разу в жизни не был у врача и никогда не пил лекарств!
А когда он ушел, Ид Мансур с усмешкой сказал:
— Похоже, скоро мы опять соберемся на похоронах!
Шарара ан-Наххаль
С Шарарой я познакомился, когда поступил на службу в министерство. Он работал там телефонистом. Этот двадцатилетний юноша, совсем недавно
— Сними костюм да надень платье — и я в двадцать четыре часа сыщу тебе жениха.
Именно в то время у нас освободилось место — умер чиновник седьмого класса, и те, кто числился по восьмому, загорелись надеждой заполучить вакансию. Никакого закона, определявшего порядок продвижения по службе, не существовало, а университетский диплом был проклятием для его обладателей, ибо он вызывал зубовный скрежет у начальников, когда-то окончивших лишь начальную школу. Чиновники восьмого класса кинулись искать протекции у влиятельных знакомых, титулованных особ и членов парламента. Заместителя министра засыпали рекомендательными письмами. В этой ожесточенной схватке за место я нашел себе покровителя в лице моего старого приятеля Абдо аль-Басьюни, который был тогда депутатом парламента. Однако через несколько дней в коридоре, возле секретариата, меня остановил устаз Тантауи Исмаил.
— Ты знаешь, кто получил седьмой класс? — мрачно спросил он.
— Нет, — ответил я с трепещущим сердцем.
— Спеши поздравить Шарару ан-Наххаля.
— Шарару ан-Наххаля?! Телефониста?!
— Вот именно.
— Но у него ведь только начальное образование. И он даже не числится чиновником!
Устаз возвел очи горе и глубоко вздохнул:
— Аллах свидетель, в Египте еще не перевелись люди, верящие в здравый смысл!
И двинулся дальше по коридору. Я же бросился в секретариат и там убедился, что это назначение стало главным событием дня.
— Вы слышали, телефонисту дали седьмой класс?
— Кто сказал, что он телефонист? Он назначен на должность в секретариате заместителя министра.
— Самого заместителя министра?
— Самого заместителя министра!
— Как же это случилось? — спросил я.
— О вы, кои веруете, не спрашивайте… — прошептал мне на ухо устаз Аббас Фавзи.
А дядюшка Сакр, когда принес мне кофе, наставительно сказал:
— Не удивляйтесь. Вы здесь человек новый, поэтому не все вам понятно. Дело в том, что сперва было решено повысить другого чиновника, но Шарара попросил аудиенции у господина заместителя министра. В секретариате его даже слушать не стали, а он дождался в коридоре и, когда заместитель вышел, бросился к нему, разыграв сцену, что твоя Фатима Рушди [62] . Сказал, что у него на руках большая семья и ему неоткуда ждать милости, кроме как от аллаха и от их превосходительства. Заместитель-то поначалу едва взглянул на него и был очень недоволен, что его потревожили. Потом глянул во второй раз, уже куда внимательнее, а после и глаз оторвать не мог!
62
Фатима Рушди — известная египетская драматическая актриса.
Гаденько ухмыльнувшись, рассыльный замолчал. Я все еще не мог поверить ему.
— На что ты намекаешь? — переспросил я.
Отходя от моего стола, дядюшка Сакр с усмешкой прошептал:
— В любви бывают и не такие диковинки!
Шарара ан-Наххаль был официально переведен в секретариат заместителя министра и стал работать в его архиве. И одеваться начал сообразно полученной должности: новый с иголочки костюм вместо прежнего, протертого до дыр, на ногах не резиновые сандалии, а черные туфли, на шее шелковый галстук — видимо, дареный, в верхнем кармашке пиджака цветной платочек. При встрече он здоровался теперь со мной как с равным — не то что раньше, когда был просто техническим служащим, не выше какого-нибудь рассыльного. Видно, он знал о разговорах вокруг его назначения, но не обращал на них внимания — либо они его не смущали, либо считал, что достигнутое им положение заставит злопыхателей умолкнуть. Не прошло и двух лет, как Шарара был назначен личным секретарем заместителя министра и получил чин шестого класса. Не стоит и говорить, что эта новость взбудоражила все министерство.