Зеркальная игра (Сборник)
Шрифт:
— Вот именно.
— Но ведь его же совсем не трудно достать.
— О, может быть, это и так, но не для меня. Мне не дают разрешения на жительство потому, что у меня нет гарантированной работы, а работу не дают потому, что нет разрешения на жительство. Типичный итальянский замкнутый круг.
— Но тогда почему же вы вообще остаетесь в Италии?
— Мне очень нравится эта страна, и, кроме того, я пишу книгу об итальянских соборах.
— Вы не тот человек, которому следовало бы заниматься таким делом.
— Вы так считаете? Когда я жил в Нью-Йорке, я был архитектором. Но, конечно, незнаменитым.
— А все-гаки не лучше ли вам было бы добиться в полиции разрешения на жительство? Я уверена, что это можно устроить.
— Наверное, но мне не хочется этим заниматься.
Пьерро принес ассобукко. Когда он ушел, Лаура спросила.
— У вас действительно нет денег?
— Теперь немного есть.
— Но раньше вы сказали...
— Я, видите ли, работаю с переменным успехом, но меня это не волнует. Мне вполне хватает моего заработка. Расскажите мне лучше о себе.
Лаура пожала плечами.
— Собственно, мне особенно и нечего рассказывать. Раньше я работала секретаршей у американского консула в Риме. Затем его перевели сюда, в Милан. Здесь я и встретилась с Бруно (моим теперешним супругом). Он предложил, мне выйти за него замуж. Он очень богат. Вы даже и представить себе не можете, как он богат. Мне к тому времени очень надоело работать в бюро, да и Бруно казался мне влюбленным. Я немного подумала и вышла за него замуж. Год спустя он попал в автомобильную катастрофу, сломал позвоночник и получил другие серьезные повреждения. Врачи говорили, что он не оправится, но они плохо знали Бруно. Для него не было и нет ничего невозможного, если он что-то вобьет себе в голову. Он твердо решил жить и делает это вот уже четыре года. Он не двигается, не говорит, не может даже шевельнуться, двинуть хоть одним мускулом, но он живет.
— И неужели нет никакой надежды?
Она покачала головой.
—- Не знаю, сколько это еще продлится, но врачи говорят, ч то с таким же успехом он может умереть через день и прожить несколько лег, — с горечью сказала она. Мне очень жаль,., - сказал я.
Лаура вдруг засмеялась:
— Так что, видите, мне сейчас нелегко.
— А что вы делаете в Милане?
После моего вопроса улыбка исчезла с ее лица и появилось выражение горечи.
— Я договорилась на два часа со своим парикмахером. Атмосфера моего дома настолько гнетущая, что я решила выехать пораньше и заглянуть в собор. Теперь я очень рада, что эта идея пришла мне в голову.
Она вдруг с нежностью посмотрела на меня, но я думал о ее муже, который не может шевельнуться и говорить. Каково было бы мне на его месте? Наверняка я постоянно бы беспокоился. Каждая отлучка жены заставляла бы меня волноваться.
— Бруно доверяет мне,-— сказала Лаура, как бы прочитав мои мысли.— Ему и в голову не придет, что я могу поддаться соблазну. Он верит в чувство долга, жертвенность и верность.
Я был поражен тем, как она легко читала мои мысли.
— Но для вас это должно быть тяжело.
— До сих пор мне это было совершенно безразлично,— сказала она, не глядя на меня.—
Я вдруг почувствовал, как кровь прилила мне в голову. Я понимал, что следующий ход будет за мной. Она хотела, чтобы ее убедили, что все это пустяки и очень нетрудно осуществить. Если я не решусь сейчас, то на моем месте окажется кто-нибудь другой, кто обязательно воспользуется таким случаем, Flo я никак не мог отделаться от мысли о ее больном, несчастном муже, не мог выбросить из головы эту картину. Я все время представлял себя на его месте.
— Вы не совсем правы,— сказал я.— Есть люди, очень тонко чувствующие окружающих. И ваш муж может догадаться об этом очень быстро. Вы сами же и выдадите себя. Для него это будет потрясением.
Некоторое время Лаура сидела, пе глядя на меня.
— О, это очень мило, что вы заботитесь о Бруно. Большинству мужчин, будь они на вашем месте, и в голову бы не пришло э го.
— Но я подумал не столько о нем, сколько о вас.
— Я знаю, каким тяжелым грузом может быть нечистая совесть. Особенно же она донимает нас по ночам.
Она рассмеялась холодным смешком, но ее глаза оставались бесстрастными.
— В таком случае вам, Дэвид, лучше продолжить работу над своей книгой, сказала она.— Вы мне вдруг напомнили святого или, во всяком случае, именно такого человека, которому непременно надо написать книгу о соборах.
Я покраснел.
— Вы, может быть, и нравы, но здесь совершенно особый случай. Если бы ваш муж был здоров и мог постоять за себя, тогда другое дело. Но я не могу бить лежачего.
—- Вот именно за это вы мне и понравились, Дэвид.— В глазах Лауры загорелся огонек. Она говорила гак, как будто меня здесь не было и она признавалась в тайных мыслях самой себе.— Да, вы правы, нам пришлось бы бить лежачего. Очень жаль, что я не обладаю вашим спортивным духом. Но мне как-то все равно, кого бить: сидячего или лежачего.
Она взглянула на часы:
— Мне нужно бежать. Я не решаюсь заплатить за обед: вы, вероятно, обидитесь.
Она встала.
— А теперь, прошу вас, не провожайте меня. Я предпочитаю уйти одна.
Это мне показалось правильным.
— Мы увидимся?
В ее глазах появилась насмешка.
— А зачем? Меня ведь не интересуют ваши соборы, а вас мои неприятности.
Сейчас она стояла против света, и я еще раз обратил внимание, как она красива. Мои добрые намерения начали испаряться. Я лихорадочно стал искать лазейку для отступления.
— Минутку...
— Желаю вам счастья, Дэвид, Благодарю за прекрасный обед и советую вам продолжать работу над книгой. Я уверена, что она будет иметь успех.
Ни разу не обернувшись, она вышла на улицу.
Я остался сидеть за столиком, злой на себя и на весь мир. Какого же дурака я свалял! Однако внутреннее чувство подсказывало мне, что я поступил правильно.
Пьерро вышел из-за стойки и подошел к моему столику.
— Вы довольны обедом, синьор Дэвид?
— Да. Подай мне счет.