Зеркало для двоих
Шрифт:
Юлька внезапно помрачнела и поставила на стол хрустальный бокал, не донеся его до рта.
— Что случилось? Я что-то не то сказал?
— Все нормально. Просто я терпеть не могу этого Селезнева. От одного упоминания о нем у меня скулы сводить начинает, — почти выкрикнула она, вложив в свои слова все то отчаяние и безысходность, которые были связаны у нее с этим именем. — Глупый, бездарный, рисующийся в каждом фильме… «Вот, посмотрите на меня, какой я красивый, какой я идеальный, какой я безупречный!» Противно, ты понимаешь, противно! Тоже мне, современный Казанова.
— Нет, ну зачем ты так! — попытался возразить Андрей. — У него такая актерская задача: воплотить на экране образ героя-супермена. Скорее всего в реальной жизни этот Селезнев — обычный человек с нормальными человеческими слабостями… Да что я тебе тут устраиваю ликбез для двенадцатилетних школьниц? Ты и
— Да ни при чем тут экранный образ! — Юлька раскраснелась, и на висках ее выступили крохотные капельки пота. — Ты только послушай, как звучит хотя бы эта фраза: «Не любить модные тусовки теперь очень модно!» Чувствуется, что сказал ее человек, который заранее, изначально считает себя выше других. Этакий творец, демиург, наблюдающий за мирской суетой, по меньшей мере, с олимпийских высот.
— У тебя что, с ним личные счеты? — Андрей слегка отодвинулся назад и с интересом посмотрел на Юльку. Усмешка светилась даже не в глубине его прозрачных, почти бесцветных глаз. Она, как солнечный блик, прыгающий по самой поверхности воды, едва цеплялась за кончики коротких, густых ресниц. Что она могла ему ответить? Рассказать про кусок стены, оклеенной обоями «под дерево», про Галкин письменный стол и дурацкий календарь над этим столом? Объяснить, что каждый день, подходя к рабочему кабинету, она через приоткрытую дверь видит сначала только «древесную» стену, потом искусственные розочки, потом белый кант календаря, а потом мускулистую ногу в фиолетовых шароварах, попирающую скалистый берег. Шаровары довольно широкие, но как нельзя более кстати налетевший ветерок очень удачно прижимает штанину к телу, и взглядам восторженных поклонниц нога Селезнева предстает во всей своей красе, со всеми бицепсами и трицепсами… Впрочем, возможно, на ногах эти мышцы называются совсем по-другому… Рассказать о том, что ей ежедневно приходится рисовать для коллег картину нежной и страстной любви, чувствовать, что тебе верят все меньше и меньше, отчаянно выдумывать новые подробности, живописуя трепетные поцелуи русского супермена, и в этот момент физически ощущать на губах мертвый привкус свежей типографской краски? Господи, как было бы хорошо, если бы Селезнева просто не существовало в природе! Не висел бы его портрет на стене за Галкиной спиной, не смотрел бы он с календаря своими хронически грустными карими глазами со слегка опущенными вниз внешними уголками… И не было бы ничего: ни восторженных вздохов Оленьки, ни саркастической ухмылки Галины, ни сочувственного взгляда Тамары Васильевны. Галка тогда бы просто сказала: «Наверное, это Ален Делон?» И ответ: «Да, это Ален Делон» — никого бы не привел в изумление. Крохотный, едва заметный нюанс, а ситуация разрешилась бы совсем по-другому… Юлька ненавидела Селезнева не просто за то, что он жил, она не могла простить ему того, что он жил где-то совсем рядом, оставляя пусть даже самую ничтожную возможность для выдумки — оказаться правдой… Наверное, это можно было назвать «личными счетами»…
— Нет, у меня нет с ним личных счетов, но все равно он внушает мне чувство глубокого, устойчивого отвращения, — Юлька снова взяла свой бокал и залпом отхлебнула чуть ли не половину.
— Слушай, а он случайно не похож на твоего бывшего возлюбленного? — невинно поинтересовался Андрей. — Я слышал, у женщин так бывает: расстанутся с мужиком, а потом тех, кто на него хоть чуть-чуть похож, начинают или идеализировать, или, наоборот, гнобить.
— На моего возлюбленного он абсолютно не похож, — с достоинством проронила она и подцепила чайной ложечкой консервированную вишню. — И вообще, мне не нравится эта тема. Давай лучше поговорим о тебе. Ты ведь, кажется, институт физкультуры закончил, да? А тренером совсем не успел поработать? Или в то время на выпускников вашего института уже не было спроса?
Юлька спросила это просто так, для того, чтобы перевести разговор и не ожидала хоть сколько-нибудь интересного ответа. Но Андрей неожиданно хмыкнул, усмехнулся как-то странно и проговорил:
— Ну, на наших выпускников спрос был всегда. А особенно в ту пору, когда я заканчивал институт. Знаешь, парни с мощными бицепсами и умением держать удар никогда не оставались без работы…
— Это что, в смысле охраны, да?
— Ага, в смысле охраны! — в его голосе прозвучала неприкрытая издевка.
— Так ты хочешь сказать, — Юлька немного помедлила, — что занимаешься рэкетом?
— Господи, какая ты еще наивная! Ну, почему занимаюсь? Все, кто этим занимался, уже давным-давно ушли в легальный бизнес. Вот и я
— А-а, — она положила косточку от вишни на край своей тарелки и села, как-то неестественно выпрямившись. В общем-то, в том, что рядом сидел бывший рэкетир, не было ничего особенно страшного, но Юльке вдруг очень захотелось незаметно переползти на другой край дивана.
— Да ты, я гляжу, подруга, скисла! Не понравилась моя биография? И зря, между прочим! Опасная была работка, рискованная. Меня даже однажды ножичком порезали. Хочешь посмотреть? — Андрей, развернувшись к ней спиной, начал вытаскивать из-под ремня брюк клетчатую шерстяную рубашку.
— Нет, избавь меня, пожалуйста, от этого зрелища.
— Да чего ты боишься? Меня же не в задницу ранили, в конце концов.
Он приподнял рубаху, и перед Юлькой открылась широкая, лоснящаяся спина с коротким синеватым шрамом под правой лопаткой.
— Болит иногда зараза, — слова прозвучали невнятно, видимо, потому, что Андрей прятал лицо в воротник рубахи. — Может, ты мне массажик сделаешь?
— Что?!
— Массаж, говорю, сделай, пожалуйста. — Он, не оборачиваясь, нащупал сзади себя на диване Юлькину напряженную кисть, которую она не успела вовремя убрать, и положил к себе на позвоночник. Юля попыталась отдернуть руку, но Андрей только крепче сжал узенькое запястье и вдавил ее сопротивляющуюся, растопыренную ладонь в податливую плоть совсем рядом со шрамом. Кожа у него была теплая и какая-то неприятно плотная, сизый шрам под пальцами выделялся скользким бугорком.
— Не надо, прошу тебя, не надо! — Юлька с силой дернулась и высвободила руку, успев почувствовать, как противно щелкнуло плечо. Андрей с проворностью, которой трудно было от него ожидать, развернулся и подсел еще ближе, вперив в нее пугающий взгляд неподвижных глаз.
— Чего ты боишься, девочка? Я умею быть ласковым. — Он облапил ее и привлек к себе, продолжая все так же пристально вглядываться в ее изумленно-испуганное лицо. «Смотрит, как удав на кролика, — промелькнуло в голове у Юльки. — Я — кролик! Я безумный, трясущийся кролик с глупыми, развешенными ушами!» Следующим ее ощущением стало липкое, жирное прикосновение его вздрагивающих, как студень, губ. Его обволакивающий рот, казалось, втянул в себя и ее подбородок, и щеки. В нос ударил тяжелый, резкий запах мужского пота. Юля, задыхаясь, начала судорожно колотить кулаками по мясистым плечам Андрея, по его широкой спине и бычьей шее, но жадные губы продолжали скользить по ее лицу, оставляя после себя характерный скользкий след… Дальше все получилось само собой. Она услышала словно донесшийся издалека звонкий шлепок пощечины и мгновенно отпрянула, чувствуя, как горит и наливается вибрирующей тяжестью ладонь правой руки. Андрей вполголоса выругался, провел пальцами по щеке и поднес их к глазам, словно ожидая увидеть следы крови. Юлька сидела ни жива ни мертва. Она ждала чего угодно: хлесткого, безжалостного удара, откровенного мата или, может быть, чего и похуже. Но он только покачал головой и задумчиво произнес:
— Ну что ж, может быть, ты и в самом деле такая, какой прикидываешься…
Потом встал, аккуратно заправил рубаху в штаны, вышел в прихожую и, накинув на плечи кожаную куртку, исчез, хлопнув дверью. Юлька еще некоторое время постояла в коридоре, прислушиваясь к звуку работающего лифта. Андрей ушел, словно его и не было… Вот только эти дурацкие остатки неудавшегося пиршества на столе… Она прошла на кухню, достала из-под раковины мусорное ведро и уже вместе с ним вернулась в комнату. В помойку один за другим полетели и недоеденные бутерброды с икрой, и ломтики ветчины, и даже восхитительные сочные яблоки. Когда стол полностью освободился, Юля решительным взглядом обвела комнату. Вроде бы все… Теперь ничто не будет напоминать о сомнительном вечере в компании бывшего рэкетира, ничто не заставит снова вспомнить эту лоснящуюся барсучью спину и жирный, слизистый след на губах. Взяв в одну руку мусорное ведро, а в другую — недопитую бутылку из-под «Чин-чина», она снова отправилась на кухню. Можно было, конечно, сразу вынести все это «добро» в мусоропровод, но очень уж не хотелось после всего произошедшего выходить в пустой, полутемный коридор. «Ничего, постоит до утра! — подумала Юлька, засовывая бутылку под раковину. Она выпрямилась, включила холодную воду и обильно смочила все еще саднящие губы. — Слава Богу, что все кончилось относительно благополучно. Случись что — никакие соседи бы помочь не успели. Это будет впредь мне, дуре, наукой!» Она пыталась говорить сама с собой шутливо-поучительным тоном, но колени от этого дрожать не переставали и из сердца не уходило гадкое ощущение неимоверной униженности.