Зеркало для двоих
Шрифт:
К лицу прихлынула жаркая, не дающая вздохнуть волна. Юля боялась повернуться. Нажать на кнопку пульта и остановить кассету? Но это только подчеркнет ее смущение. Продолжать смотреть как ни в чем не бывало? Невозможно! Потому что в этом чувствуется что-то запретное, что-то недопустимое, вроде подглядывания в замочную скважину. И вдруг она почувствовала, что Сергей ее понял, почувствовала безошибочно. Она уже знала, что произойдет в следующую секунду, и потому нисколько не удивилась, когда экран, вспыхнув на прощание синей звездочкой, погас.
— Ну что, пожалуй, пора ложиться спать? — Сергей потянулся и встал с кресла. — Я лягу здесь на диване, а ты пойдешь в спальню.
— Может быть, лучше я — на диване?
— Не
— Ты думаешь, у тебя получится? — спросила Юлька, уже направляясь к двери гостиной.
— Я почти уверен. Говорю же, это обычная тренированность спортсмена, и ничего больше.
— Ну, тогда ладно. Покажи мне, где я буду спать.
Сердце ее все еще колотилось, и знакомая горячая волна немедленно вернулась, как только они вместе с Сергеем оказались на пороге спальни. Здесь тоже была широкая кровать с пестрым покрывалом, и на полу тоже лежал коврик, стилизованный под деревенский. Палаткин достал из шкафа чистое постельное белье, быстро и ловко поменял наволочки, простыню и пододеяльник, жестом остановив Юльку, которая попыталась ему помочь. А ей вдруг стало ужасно неловко: надо же, посветить зажигалкой перед дверью не захотела, а кровать заправлять — бросилась! И она не могла сказать, чего ей хотелось больше: немедленно остаться в спальне одной или ощутить быстрый, легкий ожог страсти, прикоснувшись одновременно с Сергеем к одной и той же простыне и на мгновение взглянув друг другу в глаза.
Палаткин ушел, пожелав ей доброй ночи. Теперь Юля была почему-то уверена, что он к ней не войдет. Она сняла платье и колготки, лифчик заботливо спрятала под подушку и забралась под одеяло. Ей казалось, что уснет она сразу же, но сон куда-то пропал. И подушка была мягкой, и постель удобной. Восхитительно свежее белье пахло лавандой. Она вдыхала его нежный аромат, изучала рисунок гардин, пронизанных желтым светом уличных фонарей, и думала о женщине, которой принадлежала красная велюровая тапка.
Она подскочила как ошпаренная, наверное, часов в семь утра. Во всяком случае, за окном было еще совсем темно. Мысль, пришедшая во сне и заставившая ее мгновенно проснуться, не стучала в висках и не ныла назойливой болью в затылке. Она ворвалась прямо перед глазами вселенской катастрофой. Юлька с ужасом осознала, что не захватила с собой косметичку! Конечно, теперь под глазами расплывчатые круги от вчерашней туши, губы ссохлись и побледнели под слоем розовой помады. Нечем даже припудрить лицо! Впрочем, если прямо сейчас растолкать Палаткина, можно еще, наверное, успеть заехать домой, а потом уже на работу. Она выбралась из-под одеяла, оделась и, аккуратно прикрыв за собой дверь спальни, прошла в ванную. Так и есть: под ресницами мелкая россыпь туши, вокруг губ неровный розовый ореол, лицо усталое и серое. Юля включила теплую воду, взяла с полочки кусок душистого туалетного мыла и, тщательно взбив на ладонях легкую пену, смыла с лица остатки вчерашнего «великолепия». Полотенцем без ведома хозяина она воспользоваться не решилась и поэтому некоторое время просидела, закинув голову назад и ожидая, пока впитаются последние капельки. Теперь к зеркалу можно было и не подходить. В самом деле, зачем портить себе настроение с самого утра? Юлька прекрасно знала, что увидит там вечную подругу с серой невыразительной внешностью, тусклыми глазами и волосами, много теряющими из-за разлуки с феном.
«Интересно, как среагирует Сергей на мое «новое» лицо? — подумала она, поднимаясь с бортика ванной. — Остается только надеяться, что он не станет ни весело изумляться, ни с сочувственной тревогой заглядывать в глаза».
В квартире по-прежнему было тихо. Она хотела уже вернуться
— Ты давно здесь стоишь? — Палаткин потер переносицу сложенными домиком ладонями.
— Нет, не очень. Я только хотела узнать, сколько сейчас времени.
— Да уж, наверное, не мало, — он достал из кармана джинсов часы с металлическим браслетом и взглянул на циферблат. — Половина восьмого. Тебе когда на работу?
— Вообще-то к девяти. Но… я еще хотела заехать домой. Если, конечно, тебе не трудно меня отвезти.
— Никаких проблем, — Сергей встал с кресла, выключил телевизор и размял затекшие плечи. — Тогда в темпе завтракаем, а потом едем к тебе… Кстати, что тебе дома так срочно понадобилось? По-моему, одета ты нормально и выглядишь на все сто…
Юлька сдержанно усмехнулась:
— Вот видишь, а вчера выглядела на двести… Я забыла дома косметичку и, естественно, в таком виде появиться на работе не могу.
— Никогда вас, женщин, не понимал. Почему для вас имеют такое значение пара штрихов над глазами и несколько грамм туши на ресницах?.. Нет, ну есть, конечно, дамы, которым не краситься просто нельзя, но ты-то почти не меняешься?.. Ладно, пойдем на кухню.
Он подошел к двери гостиной своей обычной походкой в развалочку, в которой ни на йоту не прибавилось за ночь «кошачьей грации», и уже у самого порога обернулся.
— Юль, ты что стоишь? Я тебя чем-то расстроил?
Она присела на краешек кресла, все еще хранящего тепло его тела, оперлась рукой о подлокотник и обхватила пальцами подбородок.
— Знаешь, ты сейчас сказал «почти» не меняешься. И я вдруг поняла, что это самое «почти» отделяет меня от той настоящей возлюбленной Селезнева. Женщины, внушающие любовь неординарным личностям, и сами должны быть неординарными: красивыми и после душа, и спросонья, и после бессонной ночи…
— Пойдем на кухню, — снова добродушно повторил Палаткин. — Я так понимаю, что мне посчастливилось присутствовать при очередном приступе самокопания? Ты же прекрасно понимаешь, что в слово «почти» я вкладывал совершенно другой смысл. Без косметики ты делаешься какой-то домашней, близкой, и красота твоя кажется первозданной… Ну, впрочем, что об этом говорить? Ты сама все знаешь, в зеркало же, наверное, смотришься?
Юлька почувствовала, как к щекам ее приливает жаркая волна. «Как это он тактично выразился — «самокопание»? Мог бы сказать прямо и откровенно: «кокетство». Во всяком случае, со стороны это выглядело именно так. Сидит себе дамочка, томно закатывает глазки и говорит: «Ах, какая я некрасивая», нетерпеливо ожидая, когда же ее начнут разубеждать». Она поднялась с кресла, стараясь не встречаться с Сергеем взглядом, и тут услышала недоуменное:
— Кстати, я как-то сразу не обратил внимания… Ты, кажется, назвала Селезнева неординарной личностью?