Зеркало для невидимки

Степанова Татьяна Юрьевна

«Положим, не так уж и все равно», — подумал Колосов, выключив диктофон. Что ж… Вчера он его отпустил. Когда Геворкян услышал: «Пока свободен, но предупреждаю: скроешься — пеняй на себя», — на лице его отразились недоверие и тревога. После «заключения» он, видимо, приготовился к самому худшему.

Никита скосил глаза на корзинку для бумаг под столом — обрывки «липы» валялись там. Грубая подделка хоть что-то сдвинула с места в этом чертовом деле. Если, конечно, показания Геворкяна — правда… А Колосов примерно процентов на пятьдесят был в этом не уверен.

Он прикинул: на основании липового заключения задержать мужа он не мог, значит, пока, отпустив его, он поступил

правильно и целесообразно? Ведь в чем-то показания Геворкяна совпадали с теми данными, которыми они располагали. Но если муж лгал, выгораживая себя и весьма умно используя в качестве щита мертвую жену, то…

Черт возьми, он, Колосов, ведь с самого начала, с осмотра той «гари» чувствовал, что поджог машины Севастьянова сделан непрофессионально, неумело.

«По-женски», как выразился Серега Мещерский. То есть нелепо. И вот все это вроде бы подтверждено, но… Со смертью Илоны оборвана такая нить…

Он закурил.

Он вспомнил лицо Кати — вчера. Бедная, досталось ей… Погребижская фактически умерла на ее руках. Из дыма выплыл образ Яузы-Лильнякова. Этот тоже мертв. По чьей вине?

Два дня назад Никита написал шефу подробный рапорт об обстоятельствах его гибели. И ничего не стал скрывать, приложив к рапорту некогда изъятые документы конфидента и его записную книжку.

Глава 26

НЕ БУДЬ ДУРАКОМ…

Катя перевернула перекидной календарь. Итак, прошло восемь дней, как они увязли в этом деле. И все это время они словно поднимались по стеклянной лестнице. Поднимались, сами не зная куда. И каждая нижняя, пройденная, ступень с каждым новым шагом разбивалась вдребезги, лишая их опоры, отрезая пути назад.

Такого дела не попадалось давно. Катя это понимала. Понимала и то, что после показаний Геворкяна в деле наступит временная пауза, необходимая и следствию, и розыску для переосмысления ситуации и перегруппировки «приданных сил».

Не понимала она одного: отчего сегодня утром, когда она пришла на работу, ей позвонил Никита — видимо, из машины, потому что она ясно различала дорожные шумы. И сказал, что у него к Кате одна, но очень важная просьба.

— Какая? — спросила она.

— Пока в цирке не появляйся, ты поедешь туда, когда я тебя попрошу. Договорились?

Тон Гениального Сыщика при этом был неуверенным и загадочным одновременно Катя не стала спорить. Она решила затаиться и подождать развития событий. Честно признаться, после того как они с Мещерским нашли Илону, на ЭТОТ ЧЕРТОВ ЦИРК Кате жутко было смотреть.

Но она очень бы удивилась, узнав, что этот звонок был сделан Никитой из цирка. Он оставил машину на стоянке Стрельненской ярмарки, а сам шел по направлению к шапито.

Колосов тоже отлично понимал: в деле наступила вынужденная пауза. После того, как Геворкян продублировал свое признание в прокуратуре, от его показания хочешь не хочешь, но приходилось отталкиваться как от реального и весьма существенного факта. Обсуждение сложившейся ситуации вылилось в весьма бурную дискуссию на совещании у заместителя областного прокурора. В результате отделу по раскрытию убийств надавали ворох «отдельных поручений», исполнением которых Колосов и его коллеги были заняты все последнее время.

Во-первых, за цирком установили круглосуточное негласное наблюдение. Под оперативный колпак, правда, попали не все члены труппы. Выбор пал лишь на значимые фигуры, каждая из которых олицетворяла собой отдельную версию. О фигурантах навели справки. Но никакого компромата ни на Геворкяна, ни на Разгуляева, ни на администратора Воробьева собрано

не было. Никто из проверяемых никогда не попадал в поле зрения милиции, прокуратуры, ФСБ или суда. Самая неожиданная информация, однако, поступила на.., гражданина Ростова-Липского Теофила Борисовича. На «дядю Филю», как звали в цирке Липского и стар и мал, по данным Московского уголовного розыска, в далеком 1978 году выставлялись учетные оперативные карточки по подозрению в.., растлении малолетних. Дела уголовного, правда, не было — видимо, не нашли ни улик, ни очевидных фактов. Но проверяли детально. И именно с этого года карьера Липского (а он, как выяснилось, действительно принадлежал сразу к двум известным цирковым династиям) в столичном цирке на Ленинских горах загадочным образом оборвалась. Вот он и разъезжал с гастролями по глубинке в составе передвижных шапито.

По просьбе Колосова московские коллеги подняли архив. Речь шла о пяти случаях заманивания в подвалы домов девочек пяти-семи лет и проведения с ними «развратных действий и манипуляций эксгибиционистского характера». В каждом случае фигурировал один и тот же человек. Но, как это и бывает, потерпевшие пяти-семи лет ни точно описать приметы «гадкого дяди», ни тем более узнать его по оперативному фото не могли. Кроме Липского, карточки выставлялись еще на двадцать восемь подозреваемых.

Так что дело было гиблым. Но все же…

Все же информацию об «укротителе элефанта» взяли на карандаш, учитывая пол, возраст и поведение последних жертв — Петровой и Погребижской, а также версию, выдвинутую экспертом Грачкиным о предположительно «эмоциональном» характере нанесения последней телесных повреждений.

Однако в то, что этот хлипкий, интеллигентный и, кажется, слегка трусоватый фигурант с почти ископаемым именем Теофил окажется… В общем, Колосов при упоминании об укротителе слонихи морщился, как от зубной боли. Но наблюдение пришлось устанавливать и за ним.

«Наружка» велась и еще за одним значимым фигурантом — за Клиникой-Консультантовым. В который уж раз перелопачивали весь его «архив» по связям с Севастьяновым. Допрашивали, пока еще очень-очень осторожно, персонал кабаре «Тысяча и одна ночь». Ведь покойная Погребижская могла не говорить всей правды о своих возможных отношениях с Клиникой. Колосов вполне допускал, что они могли видеться и не один раз, и совсем даже не случайно.

Так что…

Однако «колпак» на Клинику неожиданно оказался делом архитрудным. Не скованный пока никакими обязательствами и подписками по делу. Клиника был свободен как ветер. И со вкусом этой свободой пользовался. Он отправился на джипах с охраной в путешествие по Золотому кольцу — якобы проведать старинных друзей и навести деловые мосты в провинции. Колосов просматривал рапорты — Владимир, Рязань, Калуга. И везде у Клиники находились старые кореша, с которыми он либо гужевался в охотничьих домиках, либо инспектировал какие-то ветхие фабричонки, склады, сдаваемые в аренду торговые площади и автозаправки.

На негласное сопровождение за ним улетали куча денег, бензина и… И все это вообще была такая рутина, что…

С некоторых пор Колосов даже со своими товарищами и коллегами особо не распространялся о своих личных поисковых планах по этому делу. Со стороны можно было подумать, что после нескончаемой кровавой чехарды — череды выездов на «трупы», кладбищенских засад, полночных кабинетных бдений, жестких допросов — он впал в какую-то ленивую апатию.

Сидел в кабинете, «подшивал бумажки». Изучал рапорты наружного наблюдения, справки, отчеты, копии заключений экспертов (их в деле набралось уже больше десятка).