Зеркало мира
Шрифт:
— Потому как я сам вместе с заболевшими был в Низмесе, могу слечь уже сегодня или завтра. Приказываю: после меня власть на корабле переходит по старшинству к Сергею, затем Трубе, Ибирину, Зенону, Наростяшно. Цели и задачи наши всем известны, хотя без индлингов выполнение их станет возможно лишь частично. Если нас всех не станет, вам, Ибирин, Зенон, Наростяшно, следует в любом случае добраться до Риналя, продать груз, купить товар и, не ввязываясь в нечто большее, вернуться в Изумрудную долину, доложить обо всем Олегу. Знаю, вы, по слухам, предполагаете, — мы плывем в Риналь ради большего, чем просто торговля. Я своей властью запрещаю
— Сделаем, — уверенно подтвердил Зенон.
— С появлением новых заболевших дальнейшее движение станет невозможным, поэтому завтра к полудню ложимся в дрейф. Кстати, Ибирин, здесь есть поблизости безлюдные острова, где бы мы могли укрыться от непогоды?
— Дхоу наватаро, — с сожалением отвечал Ибирин, качая головой, — нет здесь островов.
— Печально, — согласился Ярослав, — придется держаться в море. Если подойдем к берегу, команда разбежится, и все дело пойдет прахом. И так решено, если будут еще больные, завтра ложимся в дрейф, если нет, продолжаем движение.
Ночью заболела Юля. Утром она не смогла подняться на палубу. Как и у других, у нее случился жар, озноб и полное бессилие. Ярослав сделал ей инъекции, укутал потеплее, но не решился поднимать из трюма наверх в карантин. Помещение могло быть заражено и продолжать там оставаться Ноки и Анне небезопасно. Поэтому Ярослав запретил кому бы то ни было спускаться в сокровищницу, где ящики с серебром продолжали служить постелью Юле. Он сам опасался заболевания, поэтому изгнал из каюты всех девушек, в том числе Анюту, оставшись там один, ухаживая за Юлей и выходя на палубу только за тем, чтобы проведать больных в носовом карантине. Больше никого к ним не допускал. Возможно, боги смилостивились к ним, но до вечера больше никто не заболел.
Прошло три дня в однообразной, наполненной тяжким чувством близящегося конца, жизни корабля. Как и в предыдущие дни, «Паллада» лениво маневрировала навстречу ветру. В дрейф так и не ложились, потому как болезнь прекратила распространяться. То ли меры карантина подействовали, то ли действительно боги смилостивились (все на корабле строго находились в повязках, смачивали их водой, стирали ежедневно одежду, драили палубу и все предметы), но Юля стала последней из заболевших. Теперь становилось ясно, что действительно зараза была подхвачена во время пьянки в трактире Низмеса, потому что Ярослав так и не заболел, да и не все из участников гуляния, а только часть. Имея некоторые подозрения, он как-то позвал в каюту Бомбу.
— Расскажи-ка мне, дорогой мой друг, что там случилось в трактире? Кто был зачинщиком безобразия? Все по порядку.
Бомба мялся, делая виноватый вид, потому как сам был участником, но на вопросы вынужден отвечать.
— Ну..у, — протяжно начал он рассказ, — с нами была Юля, и она сказала, проходя мимо…
— Что сказала? — подбодрил Ярослав.
— Ну… из трактира шел такой запах…
— Дальше…
— Что она умрет, если не
— Действительно? — удивился Ярослав.
— Да! — подтвердил Бомба. — Она в последнее время все ест и ест. Всех кур на корабле сожрала. И в этот раз вынь да роди ей птицу печеную с корочкой. Вот и уговорила всех.
Действительно, в последнее время Юля была какая-то задумчивая, сама не своя. К себе его не допускала, а уж прожорлива… Если говорить честно, большая часть поголовья кур, взятых на корабль перед отплытием, была съедена именно ей. И тут в Низмесе ее потянуло на жаркое.
«Странно», — подумал Ярослав.
И тут ему пришла мысль.
— И ела она птицу в трактире?
— А как же…
— А кроме нее?
— Все ели.
— И что давали?
— Что-то вроде перепелок.
— Хороши?
— Скажешь! — с удовольствием подтвердил Бомба.
— Понравилось?
— Да мне не досталось, — махнул рукой парень.
«Опа–на, — подумал Ярослав, — я ведь тоже перепелок в Низмесе не ел! Уж не…»
— А кто ел?
— Дак, почитай все они сейчас… — парень осекся от пришедшей в голову мысли.
— Ты, смотри, помалкивай пока! — остановил его Ярослав. — Позже скажем, а то вдруг ошибаемся. Народ обрадуется, мол, другая зараза. Рано еще, понял?
— Понял.
Ярослав отпустил парня.
«Что же получается, — думал Ярослав, — это другая зараза, типа сальмонеллеза? Может быть, а может, и нет. Карантин снимать рано, точнее, вовсе нельзя, пока все не поправятся».
От сердца немного отлегло, но вновь защемило: Юля лежала в тяжелом состоянии.
И чем дальше, тем ей становилось хуже. Она впадала в продолжительное забытье. Температуру удавалось сбить, но ненадолго. Оставалось только надеяться на молодой крепкий организм и молиться богу. Остальным в карантине было не лучше, особенно тяжкое состояние у первого заболевшего агеронца Горха. Он лежал без сознания, не мог ни есть, ни пить. Ярослав поил его и делал все что мог, но оказать того ухода, какой могла дать Ольга, он не мог. Остальные члены команды боялись даже проходить мимо карантина. На свой счет же Ярослав думал: «Если суждено ему умереть, то так тому и быть. Если нет, то волю бога ничто не изменит».
Анна пришла справиться о здоровье подруги. Сейчас они втроем — Анна, Ноки и Анюта — жили на палубе в незанятым больными кормовом карантине.
— Ты хочешь увидеть Юлю? — спросил Ярослав, беря ее за руку и приглашая присесть возле кормовых окон.
— Да, Ярослав, — печально согласилась девушка, садясь возле него, глаза ее блестели от переполнявших чувств.
— Но я не могу тебе позволить спуститься вниз. Ты можешь заразиться…
— Я надену на лицо повязку и накину простынь поверх головы, — взмолилась Анна.
— Но к чему этот риск? Вы с Юлей не были такими уж близкими подругами и часто ссорились. К чему это?
— Понимаешь, Ярослав, — Анна постаралась вложить в свои слова всю глубину чувств, которые испытывала, — несмотря ни на что, я люблю Юлю. Мы вместе перенесли много невзгод, и сейчас, когда может произойти непоправимое, хочу попросить у нее прощения за все причиненные обиды. Мне ее очень жаль, — из глаз покатились слезы, — мы очень близко сошлись в последнее время.
— Моя милая, любимая Анна, — Ярослав в чувствах обнял девушку, — я понимаю твой порыв, но и ты пойми меня, я не хочу лишиться сразу вас обеих. Потому я не пущу тебя к ней.