Зеркало надежды
Шрифт:
Девственность Шарлиз не освидетельствовали, побоялись нанести кагану оскорбление. И тем самым развязали женщине руки.
Вот сколько мужчинам нужна была девственность, столько женщины ее и подделывали. Конечно, достать кровь Шарлиз не могла, и приготовленный для первой брачной ночи рыбий пузырь пропал вместе со всеми ее вещами, но притворяться и лицедействовать – сколько угодно. Хоть от заката до рассвета. А кровь…
По-разному бывает. Иногда она и вовсе не идет, а иногда ее столько, что кажется, поросенка резали. Она знает…
И
Но чтобы лицедействовать, хорошо бы знать сценарий и декорации.
– Когда это будет? И как?
Бурсай одобрительно кивнула. Да, в этот раз обойдется без слез и соплей.
Мужчин Шарлиз могла провести, но женщины распознавали в ней шлюху раньше, чем она рот открывала. А чего шлюхе бояться еще одного клиента?
Уж что она там кагану расскажет – это не дело Бурсай, какой к ней девка поступила, ту она и господину приведет. А остальное ее не касается.
– Через час тебя закутают и мы пойдем в шатер господина. Там ты встанешь на колени, а я тебя раздену и уйду. Смотреть в землю, молчать, глаз на господина не поднимать, обращаться только после его разрешения, делать все, что он велит. Поняла?
Бурсай дождалась кивка и довольно улыбнулась.
– Не споришь, это правильно. Мне бы не хотелось отдавать тебя солдатам, если не угодишь господину. А пока тебя надо приготовить.
– Хорошо, – Шарлиз медленно поднялась с дивана, на котором и лежала все это время. – Готовьте…
Следующий час для Шарлиз оказался сложным.
Ее намазали глиной, чтобы удалить все волосы на теле, ее скребли какими-то пилочками и терли жесткими щетками, ей расчесывали волосы и полировали ногти, красили глаза и соски грудей…
Но к концу часа Шарлиз узнала себя в большой металлической пластине. Никогда она не была такой очаровательной. Никогда…
Служанки искусно подчеркнули ее достоинства, а недостатки… их у Шарлиз просто не было. Никаких!
Каган не устоит. А дальше дело техники.
С этой мыслью она и отправилась к Хурмаху.
* * *
Полог шатра откинулся, повинуясь старческой высохшей руке. Шарлиз вошла внутрь, опустилась на колени и замерла. Бурсай освободила ее от черного глухого химара, доходящего до пят, поклонилась и замерла рядом молчаливым изваянием. Хурмах взмахнул рукой, отпуская старуху, и обратил свое внимание на Шарлиз.
– Подойди поближе, девушка.
Шарлиз повиновалась. Она встала с колен, изящно поклонилась – и направилась к роскошному ложу, на котором возлежал каган, по женскому обыкновению разглядывая его из-под опущенных ресниц. Остановилась совсем рядом, так, что ноги по щиколотку утонули в пушистом ворсе ковра, и продолжила разглядывать кагана.
Нравился ли ей этот вид?
Нет. И снова –
Кому-то каган, может, и грозный, и страшный, но на кровати… на роскошном ложе устроился мужчина лет сорока, пузатый, начинающий лысеть, зато с роскошными усами и бородой. Кстати, сейчас в ней несколько крошек застряло, фу…
Нос прямой, губ за бородой не видно, подбородка тоже… глаза умные, ясные, черные. Волосы тоже черные, и на груди, и на спине, наверное… снова – фу.
Шарлиз предпочитала мужчин с хорошими телами, лучше чтобы волос было поменьше… для кагана она сделала бы исключение, только если он хорош в постели.
А внешность… пузико слишком круглое, ноги коротковаты, плечи узковаты… этакий мужичок. Не рыцарь, нет… на коне он может выглядеть замечательно, а вблизи…
Не в ее вкусе.
Но на лице Шарлиз эти мысли не отразились. Она «трепетала от страха», старательно, серьезно, стараясь даже мыслями соответствовать происходящему… ей страшно, ей очень страшно, она никогда не была с мужчиной, она с ума сходит от страха, но старается его не показать – и от этого только больше боится…
И боялась. За свою жизнь.
– Не бойся, – обратил на это внимание каган, – я не причиню тебе вреда.
Шарлиз упала на колени, отлично зная, что в таком ракурсе ее прелести смотрятся неотразимо. Кто из любовников сказал ей, что на коленях она соблазнительнее всего? Уже не вспомнить, да и не надо… у нее никого не было, она боится… по щеке сбежала одна слезинка, не больше. А то краска поплывет, а у нее тут трагедия, не бродячий цирк с клоунами.
– Не губите меня, господин! Умоляю!
Хурмах вскинул брови, и женщина продолжила спектакль.
– Если вы вернете меня отцу, он щедро вознаградит вас. И мой жених тоже. Умоляю, позвольте мне вернуться к нему нетронутой! Не губите меня! Господин, умоляю!!!
– И кто же твой жених, девушка? – Хурмах спрашивал из любопытства, но оказался не готов к ответу.
– Маркиз Торнейский.
– Что?!
Полетел в сторону поднос с фруктами. Хурмах воздвигся с кровати – и Шарлиз впервые испугалась. Вот сейчас перед ней был каган, и плевать, какое у него пузо. Глаза у него были… с такими – не просто убивают, с такими убивают мучительно.
– Господин… – пискнула она.
Каган притянул ее к себе за волосы так, что слезы брызнули от боли уже непритворно.
– Кто твой жених?
– Маркиз Торнейский…
Рука разжалась, Шарлиз упала рядом с кроватью, неловко, ударилась о столбик плечом, вскрикнула от боли, но Хурмах не обратил внимания на ее мучения, расхаживая по шатру.
Случай дал ему в руки невесту Торнейского?
Как приятно…
Но…
Не успела стихнуть боль в плече, как каган опять вздернул Шарлиз к себе так, что его лицо оказалось в сантиметрах от ее лица. И таким огнем жгли его глаза, что Шарлиз оцепенела. Поняла, девственность – пустяки, сейчас ее жизнь действительно висит на волоске.