Зеркало сновидений
Шрифт:
Мир Мэтта наполнен темнотой, поэтому я ощущаю его полностью, как скульптор чувствует под пальцами мягкую глину. Более того, этот сон так же послушен и податлив, поскольку его создатель не позаботился тщательно продумать своё творение. Пространству и времени здесь легко придать новую форму: и то, что далеко, может оказаться лишь в двух шагах…
Как та дверь, за которой в полутёмном зале бара за столиком сидят Мэтт и Вивиан.
Страшно взглянуть на те рожи, которые окружают их со всех сторон. Бритые затылки сменяются сальными гривами и кудлатыми бородами. Руки, бугрящиеся мышцами, покрыты татуировками. Желтозубые
Что в данном случае гораздо хуже.
Однако наших голубков ничуть не смущают обитатели этого злачного места. Мэтт чувствует себя, как рыба в воде, и его настроение явно передалось и Вивиан. Пока им хоть как-то удаётся слышать друг друга сквозь гомон, их не заботит ничто другое.
— И тебя по-прежнему тянет к ней? — раздаётся в моей голове голос Танатоса.
— Это не она, — медленно говорю я. — Это её отражение в зеркале сновидений Мэтта, который уверен, что всех девушек можно покорить одним и тем же путём. Настоящая Вивиан не стала бы…
В два простых слова Танатосу удаётся влить целое море сарказма:
— Ты уверен?
Но мне некогда отвечать. Я переступаю порог забегаловки, которую там обошёл бы десятой дорогой.
По океану потной человеческой плоти ходят высокие волны; массивные туши образуют постоянно меняющийся лабиринт, узенькие тропки которого не остаются на месте ни на секунду. Проскользнуть по этим тропкам, не задев никого и не оттоптав ни одной ноги — задача почти невыполнимая, требующая немало сил и времени.
Я не желаю тратить ни того, ни другого.
Складки плаща на моих плечах приходят в движение — и человеческие волны расступаются передо мной. А если говорить без излишнего пафоса, то столы, стулья и люди просто разлетаются в стороны. Крики боли и ярости совершенно не режут слух: в этом баре, куда ни на минуту не пускают тишину, они кажутся привычными и даже обыденными.
Поэтому парочка за дальним столиком едва замечает меня, когда я появляюсь перед ними. В их глазах лишь лёгкое удивление. Мэтт пытается принять благородно-суровое выражение лица; он как будто ждёт, что я попрошу разрешения потанцевать с его девушкой.
Танатос что-то шепчет мне в ухо, но я не хочу слушать. Я знаю, что сейчас может произойти всё, чего я ни пожелаю. Мэтт даже не догадывается, что парень в диковинном чёрном плаще держит в руках его судьбу. Одно движение — и табурет, на котором сидит байкер, сожрёт его и не подавится. Или, если мне захочется зрелищности, в бар вломится бронированный динозавр. А ещё я могу просто скомкать этот сон и вылепить из него свою реальность, в которой Мэтт будет плутать столько, сколько мне угодно. Плащ в нетерпении шевелится у меня на плечах, готовый превратить окружающую нас полутьму в полную тьму.
Но, не обращая внимания ни на плащ, ни на Мэтта, я уверенным движением беру за руку Вивиан и гляжу ей в лицо.
Как долго я мечтал ощутить её пальцы в своей ладони… Как я жаждал беспрепятственно смотреть в её светло-светло-серые глаза… Там, в реальности, Вивиан стала для меня кем-то вроде персонажа фильма, который нельзя посмотреть заново; я стремился ко встрече с
И лишь проснувшись, я понял, что мне был отпущен только миг.
С тех пор, как я улёгся, прошло уже часа два, но сон по-прежнему не шёл. Впрочем, скажу точнее: он пытался прийти ко мне — но безуспешно. Не обращая внимания на мучительную резь в усталых глазах, я не позволял своим векам сомкнуться.
Приближалось моё последнее путешествие в чужое сознание. Моя цель была близка, как никогда, но всё же я не мог решиться протянуть к ней руку. Даже перед тем, как проникнуть в сон Мэтта — того самого Мэтта, появление которого всегда знаменовало начало кошмара — моё сердце билось не так часто. Я не мог понять самого себя: что такого ужасного может ждать меня во сне нежной девушки? Меня, прошедшего и готический лес, и лабиринты ночных улиц? Особенно теперь, когда я сам властен над кошмарами, а не они надо мной?
Вот именно это меня и пугало. Когда Гипнос впервые предупредил меня, что я являюсь носителем смерти в обличье Танатоса, я отмахнулся от его предостережений. Я был уверен, что смогу совладать с любой опасностью и уберечь от неё как себя, так и моих друзей. До сегодняшней ночи так оно и было; однако я успел убедиться в том, что Танатос обладает слишком сильным даром убеждения.
Более того, если признаться честно, мне не так уж страшно было нести кошмары Танатоса в сны Бенни и Магды — не говоря уже о Мэтте. Но сейчас, когда свои двери передо мной откроет беззащитное сознание Вивиан… Что сможет оправдать меня, если я позволю тьме ворваться и в него?
Но тьма может оказаться единственным, что позволит мне достичь цели. Раньше я боролся с ней, как отчаянный пловец — с волнами, как затерявшаяся в небе птица — с ветром. Но в одиночку не одолеть стихии, и Танатос, смеясь над моими жалкими попытками сопротивления, вёл меня, куда хотел. Так почему же не оседлать волну, не взнуздать ветер, чтобы они сами несли меня вперёд — пусть и не тем путём, который я представлял себе вначале? Если даже волна превратится в цунами, а ветер — в торнадо, что мне до этого? Всё разрушение останется далеко внизу, под моими ногами, и мне незачем будет оглядываться назад. Незачем будет отрывать взгляд от прозрачных серых глаз.
Сон наступил на меня огромной лапой, втоптал в мягкость кровати, выдавил последние остатки осознания реальности. Момент истины наступает, хочу я того или нет; какой же мне сделать выбор? Кому из двух братьев я доверю вести себя?..
— Гипнос… — чуть слышно произнёс я. Или это произнесла осторожность? А может быть, память о прошедших днях, когда я позволял серому хозяину снов определять мой путь за меня?..
Но ответа не было. Выбора, таким образом, не оставалось тоже.
— Танатос! — само это имя заставило мой голос звенеть металлом уверенности. Что же, если сумерки больше не хотят помогать мне — пусть придёт тьма…