Зеркало

Брусков Валерий Петрович

— Нас всё чаще сносит в негатив… — с грустью сказал Солий. — Все наши попытки позитива…

— Стена — она на то и стена. Чтобы разделять, а не сближать…

— Попробуем сделать стену тоньше, чтобы легче было её пробить… — провокационно улыбнулся Солий. — Скажи, фея, почему я тобой непрестанно и ненасытно любуюсь?.. Твоим сказочным лицом, твоим фантастическим телом, которое от меня в большей степени скрыто под красивой одеждой, твоими очаровательными жестами, твоими дивными движениями, твоим чарующим голосом… Не хватает мне только любований твоими обворожительными запахами…

— Мужчина всегда больше и дольше влюблён в недоступное, чем любит достигнутое.

— И всё-таки…

Наверное, потому, что всё идёт от глаз, которые постоянно пытаются проводить сравнения. Тебя — из Прошлого — с тем, что я вижу в Настоящем… Ты настолько отличаешься от теперешних женщин, что моё зрительное восприятие это просто потрясает.

— Ну уж и так… — недоверчиво качнула головой Марианна. — Анатомия-то у нас одна.

— Казалось бы… Да только анатомия анатомии — рознь! У тебя красота естественная, и это мистически действует на моё подсознание… Мы теперь слишком увлеклись синтезом на потребу своим желаниям и вкусам. Сплошные эксперименты с исходным, и, казалось бы, вполне гармоничным природным материалом. И на генетическом уровне, и в виде эстетической пластики. Нравятся сейчас мужчинам у женщин широкие плечи, маленькая грудь, и узкие бёдра. Спортивные, в общем, дамы, приближающиеся своим телосложением почти к мужскому типу. Не знаю, почем так, но это есть, и слишком уж оно навязчиво… Есть и крайности, которые тоже нравятся многим. Например, женщины с телом Геркулеса, и лицом девочки-подростка. Гипер — в одном, и гипо — в другом! Ф-ф-у-у-у…

— Это всего лишь мода, — сказала Марианна. — Не более того. Эфемерная часть нашего устойчивого Бытия. Пришла, поправила сезон миром, и ушла, чтобы уступить место другой. В начале эпохи Возрождения была мода на бледных и субтильных женщин, потом у Боттичелли появились некие пропорции женского тела, а во времена Рубенса всем нравились уже пышки и толстушки. А каких женщин изображал наш Кустодиев!

— А ты у меня — вне Времени и его мод, — сказал Солий с восхищением. — Ты какая-то самостоятельная величина… Восхитительная и неповторимая! Богиня, спустившаяся с небес! По мою слабую до Красоты душу…

— И ты для меня — тоже бог. Во многих отношениях, а не только в плане недоступности… Что-то в тебе есть такое, чего я не встречала в наших мужчинах… Какой-то шарм — влекущий и завораживающий чем-то первородным и неукротимым… Мачо, в общем, как у нас теперь это называют. И нет у меня больше сил всему этому сопротивляться…

Марианна плавно встала с почти каменной табуретки, неверными шагами подошла к зеркалу, и приложила к нему растопыренные ладошки с дрожащими пальцами.

— Иди ко мне, отражение моей Души…

Солий вскочил так стремительно, что шезлонг опрокинулся. Через секунды они стояли по разные стороны Вселенной — рука к руке.

— Я рядом, моя дорогая… Вот он я… Даже если между нами — Бездна… Ты же меня видишь… Ты же меня слышишь… И ты меня чувствуешь… Даже вот так…

…— Миленький ты мой,

— тоскливо запела Марианна.
–

Возьми меня с собой! Там, в краю далёком, Буду тебе женой.

…Солий оцепенел, мгновенно уловив трагическую мелодию её измученной души.

«— Ты что-то совсем раскисла, подружка… Если дело так пойдёт и дальше…»

…— Миленький ты мой,

— продолжала Марианна, точно никого и ничего не слыша.
–

Возьми

меня с собой. Там, в краю далёком, Буду тебе сестрой…

…Солий стал стремительно бледнеть, и с этим не смогла справиться даже его смуглая кожа.

«— Прекрати, это уже не про тебя! Даже мне, твоему второму я, противно слушать подобное нытьё!»

…— Миленький ты мой, Возьми меня с собой. Там, в краю далёком, Буду тебе… Не буду…

…Солий испуганно попятился от зеркала, глядя в пропасти безысходности, которыми стали глаза Марианны, споткнулся о шезлонг, и с грохотом упал на спину.

«— ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ?!. ЗАМОЛЧИ СЕЙЧАС ЖЕ, ДУРА!!.. — по душе Марианны кто-то словно бешено метался, ударяясь о её несуществующие стенки. — ЗАТКНИСЬ!!!»

…Марианна перестала петь, шарахнулась от окна в безнадёжно далёкий ей мир, метнулась в комнату, упала лицом в подушки постели, и горько — прегорько зарыдала…

Из прихожей больше не донеслось ни звука…

«— Нужно знать, когда и что можно вытворять, дура ты беспросветная! Хочешь, чтобы он сошёл с ума раньше, чем ты?!. А кто же тогда будет разрушать стены, подружка?..»

У Марианны не нашлось сил ответить.

Даже себе…

Глава №

…У Солия были красные от усталости, лихорадочные, и слегка даже безумные от чего-то глаза.

— Ты что, худеешь?.. — спросил он с тревогой, посмотрев на Марианну. — Зачем?..

— Так уж получается… Само…

— Ты слишком много работаешь и нервничаешь?

— Нет, я слишком много нервничаю, и почти совсем не ем. И не сплю… Мой дом превратился в одиночную келью монастыря для моей души… Где она тоскливо воет уже не только по ночам…

— Это меня огорчает и расхолаживает. — Солий тоже выглядел осунувшимся. — Я не хочу думать о том, что у нас не получится… Запрещаю себе об этом думать! Знаешь, чего я боюсь больше всего?..

— Я слушаю…

— Я боюсь, что однажды открою окно, а тебя за ним нет… По любой причине: не хочешь меня больше видеть, или по какой-то другой… Пока я тебя вижу, это придаёт мне силы!

— Но если… — Марианна опустила глаза. — Ты же видишь, дорогой, моё состояние, и понимаешь его причины…

— Тогда давай заранее договоримся уйти только вместе… — Солий заметался по своему дому. — Одновременно! Как я смогу потом жить с сознанием того, что сотворил с тобой?! Это же только я во всём виноват! Примчался неведомо откуда, взломал все двери твоего дома, души и жизни, и почти доволен собой, умелым! Одарил чужую животворную Красоту своей почти убийственной Любовью! Нельзя было этого делать, но мы всегда глупо сильнее априори, чем мудро — апостериори! Однако, что сделано, то уже сотворено! И обратной дороги нет! Я уже понимаю, что у нас теперь не получится просто встать спиной к спине, и уйти друг от друга, вернувшись на дистанцию Бесконечности! Поздно уже с этим! Безнадёжно поздно! Мы взаимно настолько проникли друг в друга, что разделение возможно лишь летально! Именно поэтому у нас должна быть новая, обоюдная привязка уже к общей для нас Судьбе! Если — всё, если — край, и нет больше дороги ни вперёд, ни назад! Исключительно в такой ситуации! Я скажу тебе об этом, включу нужную программу, мы оба подойдём к окну, и положим на него свои руки. Программа сработает, мембрана аннигилирует, и на этом всё кончится… И для тебя, и для меня…