Зерно Хаоса
Шрифт:
Старый маг снова замолчал, смотря сквозь меня невидящим взглядом.
– Оно проклюнулось, Лекс, а я понял это слишком поздно, - сказал он едва слышным голосом.
– Слишком поздно, дружище. Душа твоей дочери была сильна и светла, а изменения слишком незаметны. Даже когда я лежал на смертном одре, рядом с ним стояла все та же светлая королева эльфов, провожая меня в последний путь. Но все же я знал, что так будет не всегда, предвидел, замечал изменения.
Пауза вновь затянулась.
–
Голограмма мага вздрогнула, словно мой вопрос застал ее врасплох , затем отрицательно покачала головой.
– Нет, тут другое. Я просто не смог. У нас ведь не было такого меча как у тебя. Мы как-то попытались расплавить один небольшой осколок в плавильной печи гномов, так взрыв разрушил половину подземного города. Погибло очень много народа. Однако дело даже не в этом, в конце концов, можно было бросить эти осколки в море, раскидать в пустыне, чтобы вода, ветер и время сделали свое дело. Проблема в другом....Понимаешь, после того как пробудилось зерно, оно каким-то неведомым образом оказалось связано с посохом и уничтожив его, я убил бы твою дочь Лекс. Понимаешь это, Лекс, убил бы Эйнураль!
– его руки сжались в кулаки, натянув просвечивающиеся сквозь кожу старческие вены.- И дело тут даже не в том, что она была владычицей эльфов и ее смерть скорей всего привела бы к новой войне - это только одна из причин. Главное, ты же знаешь, что я любил ее не меньше чем ты, нянчил с пеленок, был почти как дедушка... любимый дедушка, - прошептал он.
– И как я мог это сделать, а?
Я слушал исповедь давно умершего архимага, а в душе закипала злость вперемешку с горечью.
– Думаешь, мне было легче, когда я убивал ее мать?
– спросил я шепотом, стараясь не сорваться в крик и одновременно чувствуя, как плачет моя душа, предвидя будущее.- Думаешь, сейчас мне будет легче? Хочешь сказать, что я опять должен жертвовать, чтобы спасти это сраный мир? Зачем? Для чего? Почему я? Ответь, старый друг. Скажи, что мне теперь делать, как быть?
Тавор лишь молча отвел взгляд.
Внешне Эйнураль почти не изменилась: все те же золотистые волосы, тот же точеный овал прекрасного лица, стройный гибкий стан и все тот же немного детский взгляд бездонно - голубых глаз из-под пушистых ресниц, которые при виде меня удивленно расширились. И все же одновременно с этим я видел и другую ее сторону - могущественную сущность, похожую на огромную туманную птицу, которая пропитала всю ее душу и тело, слилась с ней, сочась сквозь глаза своей тьмой. Но самым главным было оно, то, что Тавор назвал "Зерном Хаоса". Ярко-красной звездой зияла оно в груди моей дочери, пустив свои отростки по всему телу.
– Ну, здравствуй, доченька, - повторил я, устало спускаясь вниз по ступеням, и внутренне ощущая, как от каждого моего шага вздрагивает окружающее пространство.
– Не ожидал, что так встретимся.
– Отец..., - знакомый голос заставил на мгновение сжаться мое
– Это правда, ты? Но как...? Почему...?
– Потому что я пришел спасти тебя, дочка.
Тень внутри дочери колыхнулась, охватывая ее плотной пеленой, поглощая пробившийся откуда-то изнутри отблеск белоснежного света.
– Спасти, - Эйнураль хрипло рассмеялась.
– Спасти от чего. Спасти от кого, отец? Спасти кого? Ты думаешь, что я все та же маленькая девочка, что любила сидеть у тебя на коленях. Разочарую - я не она. Я вообще не она, та давно сдохла, превратилась лишь в тень, в отблеск...
Слова вылетают словно плевки, обжигая, но уже не раня, ибо мое сердце неожиданно закаменело совсем как тогда на стене, когда мой клинок пронзил грудь ее матери.
– ...я не она, но, тем не менее, я тоже твоя дочь, другая, настоящая.
– Я понимаю, - мой голос так же спокоен.
Я поворачиваюсь к внуку, одежда которого превратилась в изодранные лохмотья, а все тело покрыто кровоточащими ранами. Видно, что он с трудом стоит на ногах, но, тем не менее, поддерживает практически висящего на его плече эльфа, лицо которого превратилось в кровавую маску и приветственно киваю.
– Рад видеть тебя, Эл, спасибо, что выполнил обещание и все эти годы заботился о ней.
Эллар, поднимает голову, непонимающе смотрит в мою сторону, затем неожиданно отталкивает от себя Натана и делает шаг ко мне.
– Нет, не позволю.
На кончиках его пальцев загораются огоньки заклинаний, но тут же гаснут, под моим всепонимающим взглядом.
– Не надо, - шепчет он.
– Не надо.
– Уведи его, Нат. Я хочу, чтобы мы остались одни.
Внук понимающе кивает и, подхватив осевшего эльфа, буквально на горбу тащит его к выходу из зала, по пути подхватив еще и лежащую у стены молодую девушку. Я провожаю их глазами, затем вновь поворачиваюсь к дочери.
– Что ж, хватит болтовни, давай покончим с этим.
– Покончим с этим?
– женщина рассмеялась.
– Покончим. Ты повторяешься, отец.
– Я тебе не отец.
– Уверен?
– моя противница улыбается.
– Я ведь плоть от плоти твоей, я ведь все помню, пап, все твои уроки и наставления, даже ту песню из твоего мира, что ты иногда пел мне на ночь:
Цепи якорей, гремят в порту
Верят корабли в мою мечту.
– Прекрати, - слова буквально продавливаются сквозь стиснутые зубы.
– Ты не она. Ты всего лишь бездушная сущность. Даже не сущность - процесс, некогда запущенный безумным богом, чтобы изменить этот мир по его усмотрению. Вирус...
– Хм, - она тяжело вздыхает.
– Возможно, ты и прав, Лекс, но что это меняет. Та Посланница была моей матерью и во мне живет ее память, как ты предал ее, отринул, хотя она любила тебя.
Из моей груди вырывается нервный смешок.
– Любила? Не говори глупости. Она не могла любить, она просто выполняла заложенную в нее программу.
– Думай так, если тебе от этого легче, - голос Эйнураль резко изменяется, грубеет, наполняясь мощью, а мгла полностью поглощает ее фигуру.
– В одном ты прав, отец, пора это заканчивать.