Зерно жизни
Шрифт:
— Не мои, а Шилгенея, — отвечал старик.
— Что же, будем его князем делать, да чтобы не хуже Бомбогора был. Так где говоришь Албазы посёлок?
Окрестности Смоленска, конец января 7145 (1637).
— Ляхи, князь! Идут толпою! — немолодой казак со спутанной бородой, подскакал к Бельскому, мерно покачивающемуся в седле и беседовавшему с Щептиным.
— Где видал? —
— Вона, шляхом идут. Не ховаются, можно атаковать, князь, возьмём их на испуг! — воскликнул казак из разъезда.
— Сколько их? — нетерпеливо спросил Щептин.
— Тыщи под две, не более, — уверил бородач.
— Готовиться к атаке! Дмитрий, готовь своих, — Никита, дав коню шенкеля, устремился вдоль растянувшейся колонны своих воинов, призывая тех готовиться к бою.
Стрельцы, собираясь в группы и формируя колонны, потихоньку выдвигались перелеском к шляху. Туда же подтаскивали и пушки, а казаки и витязи, уже спешенные, ожидали своего часа, находясь за стрельцами. Пушки, сняв в подвод, уже снарядили картечью и теперь воинство Бельского замерло в ожидании поляков. Те не заставили себя долго ждать и вскоре появились — колонна усталых ляхов прокладывала себе путь по занесённому снегом шляху. Впереди прокладывали путь рейтары и гусары, за ними тащились жолнежи, никто из них не ожидал нападения московитов здесь, ведь весть о сдаче полякам Мстиславля и Ростиславля пришла в войска, окружившие Смоленск, совсем недавно. Капитан Соколовский, возглавлявший колонну, находился, как и подобает, в самой её голове. Нерадостные мысли роились в голове капитана:
''Нет счастья полякам в борьбе с Московией. И отчего эти проклятые схизматики берут верх?
— Смотрите, пан Соколовский! Московиты! — взвизгнул поручик, качавшийся в седле слева от капитана.
— Как? Откуда?! — только и успел воскликнуть Соколовский.
Последние его слова заглушил слитный рёв, исходящий из жерл пушек московитов, звучащий словно звериный ор из самой преисподни. Капитана выкинуло из седла прямо в снег лицом, дыханье его сбилось, а по бокам и спине стало разливаться тепло, предательски жидкое и до противного липкое.
''Хребет перебит! — ужаснулся Ярослав.
Ноги не слушались Соколовского, подняться он не мог, а вместо привычного командного голоса из его глотки раздавался лишь жалкий писк. Часто
— Стреляйте!
— Последнее зелье, князь, — предупредил пушкарь.
— Не жалей!
Последний залп скосил многих врагов, а на растерявшихся на секунду ляхов выскочили доспешные витязи Щептина да казачки с пиками, с гиканьем и свистом тут же пустившие их в дело. Накалывая на пику врага, они оставляли в нём пику и выхватывали сабли. Поляки пытались организовать защиту от всадников, но у многих тяжёлые копья лежали на подводах и они просто не успевали. Казаки же не желали ждать, пока враг очухается, сразу принявшись отсекать их от подвод, где были и мушкеты и копья. А тут и стрельцы, крепко сжимая бердыши, массой повалили добивать неприятеля. Вскоре всё было кончено, лишь жалкие остатки польского воинства сумели сбежать, устроив драку за лошадей.
— Гляди-ко, князь! Ентот жив ещё, хребет, видать ему перебило картечиной. Вроде воеводой будет, ишь разодет как, — один из стрельцов подозвал Бельского.
Лежащий на снегу Соколовский с обречённостью и безучастностью смотрел как к нему подошёл московитский воевода и присел рядом на корточки.
— Кто такой будешь, откуда шли?
— Со Смоленска шли…
— А осада что же?
— Ушло войско польское…
— А почему ушли-то? А ну сказывай!
— Пошёл прочь, московит. Дай умереть спокойно, не хочу перед смертью рожу твою видеть, — просипел Соколовский.
Бельский встал и, кивнув казаку, сказал:
— Прикончи беднягу.