Zero Hour
Шрифт:
Непонятный скрежет и женский крик прямо над ухом.
Кто-то снова потянул за ткань тоги – но сейчас сил сопротивляться уже не было.
Тяжелая ткань сползла с головы – и он резко распахнул глаза. Сквозь кровавую пелену проступал силуэт, который просто не мог быть никем из сенаторов.
В груди булькало и клокотало, пока он с огромным трудом выдавил одно-единственное слово:
– Кто…
[1] Вообще, совершеннолетие детей отмечали не на иды, а на либералии. Либералии должны были быть 17 марта. Резонным представляется предположение J. Ramsey, что Кассий поторопился,
Глава I
Они выходили на финишную прямую.
Несмотря на все опасения Раске – директора института - несмотря на невероятно сжатые сроки для задачи такой колоссальной сложности, финишная ленточка уже маячила вдалеке, отчетливо видимая и приближающаяся с каждым шагом.
Прототип машины времени мог греться как вулкан, потреблять энергии с маленькую электростанцию и занимать половину здания лаборатории– все это не имело никакого значения. Что имело значение – так это то, что они справились.
Прямо за финишной ленточкой маячили многочисленные публикации и, чем черт не шутит, возможно даже Нобель. Ради такого стоило положить на алтарь работы несколько лет жизни.
Маленький дрон поблескивал маячками и диодами посреди залитой светом “чистой” зоны лаборатории, между панелями управления, проводами и кто его знает, чем еще. От самой установки “чистую” зону отделял тонкий слой армированного стекла – и только благодаря ему здесь можно было находиться дольше десяти минут не опасаясь поймать тепловой удар.
Приятное разнообразие, в сравнении с промозглым мокрым снегом, который сыпал на голову уже вторую неделю – как считала Виттория. Жара из самых глубин ада – как думали все ее коллеги.
Северные люди, что с них взять.
Прототип машины времени требовал не меньше пяти операторов, чистая зона по размерам едва ли превосходила небольшую подсобку – и они сидели разве что не друг у друга на головах.
Работа стольких месяцев завершалась здесь и сейчас – и казалось, что такого просто не может быть. Что сейчас Реммерс нажмет на кнопку – и Виттория откроет глаза под надоедливую трель будильника.
Пытаясь отогнать это ощущение, она помотала головой.
Теплая рука легла на плечи.
– Мы это сделали, Витто, - прошептал Карстен, приобняв ее. На его лице сияла удовлетворенная улыбка.
– Так странно, - расслабившись, отозвалась она, - Даже не верится.
Если бы они работали в государственном институте, даже этого маленького момента нежности хватило бы руководству для того, чтобы поднять вопрос об их увольнении. Замшелые престарелые пни, которые сидели там на каждой должности выше младшего научного сотрудника, сами никогда не знали, что такое личная жизнь, и другим не позволяли узнать.
К счастью, в частных институтах такие надолго не задерживались. Их квалификация, как правило, оказывалась такой же законсервированной в прошлом веке, как и взгляды.
Перед моментом истины в голову лезли самые разные мысли и, поддавшись им, Виттория хмыкнула:
– Бред какой-то…
– М-м-м? – промурлыкал Карстен, обернувшись к
За стеклом техники устанавливали дрон и проводили последние проверки пусковой части установки. Многочисленные диоды состояния мигали разными цветами, толстые силовые провода тянулись снизу, от реактора глубоко под их ногами.
Когда-то давно Раске хватило ума выбить тендер на ядерные исследования – и сейчас их наследие пригодилось с совсем неожиданной стороны. Если бы не старый экспериментальный реактор – даже самый короткий и простенький пуск обесточил бы половину Мюнхена.
– Да я все про заказчика нашего загадочного думаю… - Виттория неуверенно помотала головой, - Вот представь себе, ты рассчитал рабочую машину времени. Провел эксперименты на малых масштабах – и твоя теория устояла. У тебя, прямо здесь и сейчас, есть на руках уникальные решения уравнений Эйнштейна, в конце концов. Но ты не пишешь статьи, не отправляешь их во все научные журналы, не орешь на весь интернет, а берешь – и тихо тащишь все это сокровище к нам. Зачем? Бред же полный…
Карстен усмехнулся:
– А деньги? Представь себе, сколько он заплатил Максу, чтобы он для начала хоть задницу почесал в нужном направлении?
Толстяк Раске был известным скупердяем – этого нельзя было отнять. Предложения, которые включали в себя меньше 50% предоплаты, едва оказавшись у него на столе, тут же летели в шредер, и важность исследования не имела никакого значения.
Научные изыскания, за исключением чисто прикладных, очень плохо конвертировались в цену акций на бирже – и он считал, что этими копейками можно пренебречь. Бизнесмен – не ученый. Что с него взять?
Иногда за эту привычку Раске хотелось придушить, хлопнуть дверью и навсегда уйти в государственный институт – но деньги раз за разом побеждали эти альтруистические порывы.
Наука-наукой, а есть хотелось всегда.
Виттория усмехнулась и кивнула в сторону “грязной” зоны за стеклом:
– А прикинь сколько нам обошлась просто сборка этого прототипа?
Карстен энергично кивнул, и она продолжила, загибая пальцы на руке:
– То есть наш загадочный заказчик – сумрачный гений. О нем никто ничего не знает, но при этом он достаточно богат для того, чтобы выкинуть несколько миллиардов на эксперимент, который может получится, а может и нет. Слушай, ну я во всей наблюдаемой вселенной не знаю ни одной подходящей кандидатуры.
Карстен хохотнул и собирался было что-то ответить, но не успел. Артур Реммерс, начальник лаборатории, вышел из медитативного наблюдения за графиками на голографическом экране, и громко объявил:
– Реактор вышел на номинал, можем начинать.
И все остальное отошло на второй план.
Карстен чмокнул Витторию в щеку, убрал руку с ее плеча – и переключился на панели управления. Она поступила так же. Сейчас значение имел только эксперимент – возможно, самый важный в их жизни.
На экранах с камер наблюдения изнутри капсулы прототипа техники устанавливали моргающий диодами дрон. График мощности реактора превратился из экспоненты в прямую. Пальцы плясали над голографическими кнопками – и на чистую зону опустилась сосредоточенная тишина.