Зеро
Шрифт:
Взобравшись на сто пятьдесят футов, путники присели отдохнуть. Майкл достал бинокль и оглядел окрестности. Мир, залитый лунным светом, казался окаменевшим, плоским, гранитно-твердым, но при этом сказочно прекрасным. К восхищению великолепием природы примешивалось изумление, которое постепенно охватывало человека при мысли о том, сколь краток людской век по сравнению с жизнью Земли.
Здесь, в этом плоском, бесцветном, необитаемом мире, думал Майкл, волей-неволей приходится смиренно признать величие вселенной.
— Ну, что ты там
— Себя, — ответил Майкл.
— Ах, если бы зеркало могло поведать то, что нам необходимо знать о самих себе... — протянула Элиан.
Она долго, как-то странно, пристально глядела на Майкла.
«Словно пытаясь вобрать в себя его естество, — пронеслось в мозгу Майкла. — Поглотить его душу...»
Наконец Элиан заговорила.
— Когда я была маленькой, то каждый раз перед сном я читала одну и ту же молитву. Меня научил ей в раннем детстве друг моей матери. Он велел произносить эту молитву, только когда я буду одна, и никому не говорить, что я ее знаю. Даже маме. Вот какая она: «Да» — это желание. «Нет» — мечта. Я иду по жизни только с этим — с «нет» и «да». Господи, сделай так, чтобы я могла сохранить в тайне мои желания и мечты, а когда-нибудь стать сильной-сильной и вообще обойтись без них".
Лунный свет окутал ее серебристым покрывалом. Холодные голубоватые оттенки плясали на волевом лице. Оно вдруг стало бесцветным и одновременно как бы зарядилось энергией — так бывает при ярком монохроматическом освещении.
— Майкл! — сказала Элиан. — Я совершала ужасные поступки.
— Все мы делали в своей жизни что-нибудь постыдное, Элиан. — Майкл отложил бинокль.
— Такого ты не делал.
Майкл приблизился к ней.
— Но тогда зачем ты так поступала?
— Потому что боялась, — сказала Элиан. — Боялась, что если вообще ничего не сделать, меня захлестнет хаос. Помнишь тот черный холст? Я боялась остаться никем.
— Но ты же умница, — возразил Майкл, — Ты умная, ловкая и сильная. — Майкл улыбнулся и добавил: — И очень красивая.
Ее лицо оставалось бесстрастным. Майклу хотелось, чтобы Элиан улыбнулась.
— Короче говоря, — сказала она, — я совершенство.
— Я этого не утверждал.
— О нет, утверждал! И ты в этом не одинок. Сколько я себя помню, окружающие всегда твердили, будто я истинное совершенство. От меня этого требовали. Так что у меня просто не оставалось другого выхода. Я не могла, как обыкновенная женщина, сложить с себя эту ответственность. Это страшное бремя буквально лишило меня детства. Я всю жизнь была взрослой, Майкл. Была, потому что знала: в противном случае вся моя жизнь пойдет насмарку.
Майкл глядел на нее, и в душе его зарождались гнев и печаль. Он жалел Элиан и негодовал на тех, кто взвалил на ее плечи бремя лжи.
— И ты действительно в это верила? Она кивнула.
— И до сих пор верю. Ведь в конце концов именно это служит оправданием моей жизни. Что я без этой ответственности? Ничто.
Майкл покачал головой.
— Нет, ты вовсе не ничтожество. — Он протянул ей руку. — Ладно, пошли.
Казалось, прошло очень много времени, прежде чем ее пальцы коснулись его руки.
— Итимада — болван, — хмыкал Удэ, доложив о том, как обстоят дела. Он стоял в телефонной будке на окраине Байлуки. Лицо его было в вулканической пыли. — У него были обширные планы. Они не касались вас.
Удэ то и дело поглядывал в сторону машины, где на полу лежала связанная Одри с кляпом во рту.
— Он нанял двух туземцев, чтобы они разыскали документ Катей. Но я вышел на них. Бумаги у них не было, и они не знали, у кого она. Однако я выведал у них, что хотел оставить сыну Филипп Досс. Темно-красный витой шнурок. Вам это о чем-нибудь говорит?
Масаси на миг задумался.
— Нет.
— Жадность превращается в глупость, как еда — в дерьмо, — глубокомысленно заявил Удэ. — Глупость сделала Итимаду уязвимым. Причем не только я смог до него добраться — это было бы еще полбеды. Нет, он стал уязвимым для итеки!(Удэ имел в виду европейца, Майкла Досса.) И этот итеки пробрался в его хваленое поместье!
— А тебе не приходило в голову, — спросил Масаси, — что толстяк Итимада, вполне возможно, хотел встретиться с Майклом Доссом? Как ты думаешь, почему он знал, куда отправить гавайцев на поиски витого шнурка? Очевидно, ему сообщил это по телефону Филипп Досс.
— Мне это не приходило в голову, — протянул Удэ.
— Тебе известно, где сейчас Майкл Досс?
— Да. У Элиан Ямамото.
— Правда? — равнодушно переспросил Масаси. Удэ удивило, почему столь невероятная новость нисколько не заинтересовала Масаси. — Я хочу, чтобы ты переправил его сестру Одри ко мне в Японию.
— Это будет непросто, — сказал Удэ. — И Майкл Досс тут шныряет, и федеральные службы по уши влезли в расследование столкновения в доме Итимады. Я связан по рукам и ногам.
— Не беспокойся. Я пришлю мой личный самолет. В аэропорту все будет подготовлено. Ее переправят в ящике, в грузовом отсеке. Тебе это не в диковинку, ты десять раз так переправлял людей. Но я смогу добраться на самолете до Мауи только через восемь часов.
— Мне нужно время на подготовку.
— Хорошо. Я позвоню в несколько мест и свяжу тебя кое-с кем из моих людей на местах. Где они тебя найдут?
Удэ сообщил Масаси название бара, в котором он был, когда выслеживал гавайцев.
— Это в Вайлуку, — объяснил он. — Они поймут. Сейчас еще рано, и там закрыто, поэтому скажите им, что я пока посижу в пивнушке через дорогу. — Удэ немного подумал и добавил: — Да, и передайте им, что мне нужно оружие.
— Они достанут все, что тебе понадобится, — заверил его Масаси. — Тебе удалось выяснить, кто убил Филиппа Досса?