Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья (ил. И.Кускова)
Шрифт:
— «Царствование Людовика Шестого», — и затем добавила: — Его прозвали Толстым. И ведь почти все короли имели, кроме собственного имени, ещё какое-нибудь… Людовика Двенадцатого прозвали Отцом народа, Людовика Тринадцатого — Справедливым. А так ли это было на самом деле? Правда ли, что Людовик Двенадцатый был отцом для народа?
— Не думаю, — откровенно признался Жак, счастливый, что Бабетта говорит с ним так дружески.
— А ты хотел бы иметь какое-нибудь прозвище? — вдруг спросила она и пытливо посмотрела на Жака. — Ведь каждый, даже
— Нет, почему же… За Катериной Медичи осталось в веках прозвище Кровавая… Надеюсь, ты не хотела бы такого?
— Ну, этой славы никому не пожелаешь… А всё же, если бы ты волен был выбирать прозвище, какое бы ты выбрал?
— Если ты говоришь не в шутку, а всерьёз, — сказал Жак, подумав минуту, — я скажу тебе правду. Конечно, прозвище Справедливый — хорошее, если оно дано по заслугам. Но я бы хотел заслужить прозвище Отважный. — Жаку вспомнился отец Поль, его слова о задоре и отваге. И он добавил: — Именно заслужить!
— Жак Отважный! — повторила Бабетта. И лицо её стало очень серьёзным.
Эта короткая беседа сразу сблизила Жака с Бабеттой.
Как-то к вечеру, когда читальня почти опустела, Жак, стоя за своей конторкой, углубился в чтение и не заметил, как к нему подошла Бабетта.
— Что ты читаешь, братец?
— Вряд ли тебе эта книга понравится!
— Дай всё же я взгляну. — И, перегнувшись через его плечо, Бабетта прочла вслух: — «Марат. “Цепи рабства”». А тебе нравится?
— Мне — очень.
— Ну, расскажи мне, о чём в ней говорится.
— Видишь ли… автор говорит… — Жак подыскивал понятные слова. — Он утверждает, что борьба против тирании — естественное право и даже священный долг народов…
— Постой, кто её написал? Здесь напечатано: «Марат». Я такой фамилии не слышала.
Жак смутился. Сам он почти ничего не слышал об авторе. Что же рассказать о нём Бабетте?
— Марат — врач. Только он сейчас не лечит больных, а пишет книги и статьи, выступает где может, проповедуя равенство людей.
— Я думаю, что поняла бы его книгу, если бы прочитала своими глазами то, что написано. Но ты зря, братец, думаешь, что меня занимает только рукоделье. Хочешь, я расскажу тебе, что со мной приключилось в воскресенье?
— Расскажи.
— Я пошла в церковь к мессе, взяла с собой, как всегда, молитвенник, а это был вовсе и не молитвенник…
Бабетта оживилась. От её обычной сдержанности не осталось и следа, синие глаза блестели.
— Понимаешь, это был совсем не молитвенник! — повторила она.
— Как так? Не понимаю.
— Это была светская книга — «Похождения Телемака» Фенело?на. [15] Я читала её дома, да так увлеклась, что взяла её с собой в церковь, а молитвенник оставила на столе.
Оба дружно
— Представляю, как ты испугалась.
— Ещё бы! Я поскорей захлопнула книгу, прикрыла её, как могла, пальцами и шалью, а сама, уж конечно, думала не о молитве и не о том, что проповедовал кюре. У меня была лишь одна мысль, как бы ни он, ни Жанетта, с которой я была в церкви, ничего не заметили. Как ты полагаешь, большая я грешница?
15
Фенело?н Франсуа? (1651-1715) — французский писатель.
И она снова засмеялась. Жак радостно смотрел на неё. Как непохожа она на сестёр: болтливую Виолетту и высокомерную Жанетту!
Между тем Бабетта легко встала со стула и направилась к двери. А Жаку так не хотелось, чтобы она ушла!
— Бабетта, куда ты? Я хочу сказать тебе что-то важное…
Бабетта остановилась, вскинула на него глаза.
— О чём это ты?
— Ты рассказала мне свою маленькую тайну. И я в ответ хочу доверить тебе свою, и даже не маленькую.
И, повинуясь безотчётному порыву, Жак рассказал ей всё, что сам знал о Фирмене Одри.
Бабетта слушала затаив дыхание.
— Что я могу сделать? Как помочь тебе в твоих поисках?
— Боюсь, ты мне ничем не можешь помочь… Вот я узнал, что невесту Фирмена звали Эжени Леклер или Лефлер, что она была белошвейкой и кончила тем, что сошла с ума.
— Постой, постой!.. — Бабетта наморщила лоб, силясь что-то припомнить.
— Неужели ты поможешь мне её найти?
— Не знаю… Может быть, это всё глупости, простое совпадение. Не хочу тебя обнадёживать понапрасну.
— Говори, говори, не тяни!
— Понимаешь, здесь на улице Муфта?р живёт белошвейка, то есть она не белошвейка… — волнуясь и путаясь говорила Бабетта. — Теперь она вышивает платочки и косынки, но когда-то шила и бельё… Она безумная, фамилии я её не знаю. Но имя тоже Эжени. В квартале её зовут Поющей Сорокой. Может быть, это она и есть. Я, конечно, не знаю. Но Виолетта что-то ей заказывает…
— Виолетта? Надо сейчас же с ней поговорить.
— Не торопись, братец! Даже не думай говорить с ней без меня. Ты же знаешь, какая она насмешница! Я поговорю с ней сама.
Оставшись один, Жак почувствовал раскаяние. Ведь рассказав Бабетте о Фирмене, он невольно согрешил против отца Поля. Но юноша тут же успокоился. «Бабетта сохранит тайну. Ей можно довериться во всём! К тому же она обещала мне помочь!»
Через несколько дней Бабетте удалось устроить так, чтобы они остались втроём.
— Послушай, Виолетта! — обратилась к ней сестра. — Как зовут ту женщину, которая в прошлый раз сплела тебе из кружев косынку? Помнишь, эта косынка ещё нам всем так понравилась!