Жакерия
Шрифт:
Рено. Я рад, что верно понял доброго монаха-проповедника.
Брат Жан. Рено, друг мой! Немало найдется у нас таких язычников, у которых на плаще нашит крест. Прощай! Не падай духом, и небо умилосердится над тобою. (Уходит.)
Рено (оставшись один, опускается на колени перед покойницей). Добрая моя сестра, дорогая Елизавета! Выслушай мою клятву. Я отомщу злодею, язычнику, убившему тебя! Если никто не захочет помочь мне, я буду мстить один — клянусь тебе спасением
КАРТИНА ШЕСТАЯ
Зала в замке Апремон.
Жильбер д'Апремон, Изабелла, Марион.
Изабелла. Ну что ж, вернулся наконец наш бедный Пьер?
Марион. Да, сударыня. Бедняга! Он пришел сегодня утром еще очень бледный. Правда, это ему к лицу, кожа у него теперь, как у благородной девицы, белая-белая... Я никогда не видала, чтоб у мужчин была такая нежная кожа.
Изабелла. Вели его позвать.
Марион уходит.
Какое счастье — иметь таких верных слуг! Этого храброго молодого человека ранили, когда он защищал меня, когда он спасал вам жизнь.
Д'Апремон. Спасал мне жизнь... Ну, пусть он этим не хвастается. Я уж поднялся на ноги, когда англичанин собрался круто повернуть лошадь, чтобы напасть на меня. Я приготовился нанести ему мечом один особенный удар, он мне всегда удается. Впрочем, я люблю Пьера: он отлично ездит верхом, смышлен и храбр. По-моему, у него лишь один недостаток: он пишет и читает.
Изабелла. Но ведь и у меня такой же недостаток.
Д'Апремон. Ты другое дело: ты знатного рода. Но когда мужик знает больше моего, мне это не по вкусу.
Изабелла. И вы полагаете, что кому-либо взбредет на ум сравнить ученость клерка с благородством рыцаря?
Д'Апремон. Ну, все равно. Мне хочется наградить его, и я отдаю его тебе в конюшие. Ты можешь сказать ему от моего имени, что впредь он будет принадлежать тебе.
Изабелла. С удовольствием принимаю его.
Д'Апремон уходит. Входят Пьер и Марион.
Пьер. Сударыня!.. (Становится на колени.)
Изабелла. Спаситель мой! Милый Пьер! Как я тебе благодарна! Я обязана тебе жизнью!
Пьер. Я исполнил долг вассала...
Изабелла. А что, твоя рана все еще мучает тебя?
Пьер. Я больше не чувствую ее, по милости бога и доброго отца Жана.
Изабелла. Когда ты совсем оправишься, ты станешь моим конюшим. Мой отец...
Пьер (радостно). Вашим конюшим!
Изабелла. Так решил мой отец, и я очень довольна. А ты?
Пьер. Сударыня, я... О, как мне выразить вам мою признательность! Я хотел бы сражаться за вас... я хотел бы до капли пролить за вас кровь!..
Изабелла (улыбаясь). Этого я от тебя не потребую.
Пьер. Я сегодня чувствую себя уже
Изабелла. Что ж, я согласна. Утомлять тебя я не стану. Ты будешь носить за мной молитвенник к мессе, а за ужином будешь наливать мне вино. Ты знаешь мой кубок?
Пьер. Да, сударыня.
Марион (тихо). Я видела, как ты пил из него краденое вино.
Изабелла. А так как мне хочется, чтобы в это недоброе время у меня был хорошо вооруженный конюший, то вот толедский кинжал, он недурен; Монтрёйль считает его превосходным, дарю его тебе.
Пьер. Мне?.. Сударыня!..
Изабелла. Возьми еще этот кошелек, я сама его вышивала; в нем ты найдешь несколько экю, купи на них платье, отделанное мехом. Ну, мне пора. Возьми мой молитвенник и следуй за мной в часовню.
Изабелла и Марион уходят.
Пьер (один). Кинжал... кошелек... который она сама вышивала... мне! Господи Иисусе! Не знаю, наяву это или во сне и все это исчезнет сейчас, как сон?.. Нет, это не сон, она сейчас говорила со мной... Неужто самые дерзновенные мечты мои могут исполниться?.. Мне предсказывала одна цыганка, что в будущем я стану начальником, я, предназначенный по рождению быть слугою!.. Такая знатная дама... и я, жалкий крепостной!..
Марион возвращается.
Марион. Пьер! Пьер! Чего ты стоишь в оцепенении, точно статуя в часовне?
Пьер. Иду, иду!
Пьер и Марион уходят.
КАРТИНА СЕДЬМАЯ
Аббатство Сен-Лёфруа. Келья брата Жана.
Брат Жан, брат Игнатий.
Брат Жан. Гром небесный, разрази это аббатство и всех ханжей в нем!
Брат Игнатий. Господин аббат был сначала в ужасном гневе; он говорил, что вас по меньшей мере надо бросить в тюрьму, заковать в кандалы [41] .
41
Власть аббата над монахами простиралась еще дальше. (Прим. автора.)
Брат Жан. Пусть попробует! Он увидит, что сила во мне еще есть.
Брат Игнатий. Мы все возмутились, и тут брат Годеран всем показал, какой он вам друг. Он резко возражал господину аббату и немало сделал, чтобы заставить его переменить решение.
Брат Жан. Теперь поздно проявлять ко мне дружеские чувства! Надо было проявить их на собрании капитула.
Брат Игнатий. Как бы то ни было, при нашем посредстве все уладилось. И вот на чем мы порешили: мы обещали, что в течение месяца вы будете поститься и читать каждое утро и каждый вечер по семи покаянных псалмов...