Жаклин
Шрифт:
Но Джекки продолжала игнорировать их. Тогда президент сам попытался взять инициативу в свои руки и чуть ли не силком потащил ее к пишущей братии.
«Слушай, Джекки, сказал он твердо, — пошли к девочкам и поговорим с ними».
Она приблизилась к ним, как к прокаженным, нежно улыбнулась, поздоровалась, все время молчала, пока ее муж разговаривал с ними. Кеннеди был изумлен.
Позднее он признался премьер-министру Индии, что его жена не верит в свободную прессу. Шаху Ирана он намекнул, что его жена не доверяет людям, владеющим пишущей машинкой.
Конечно,
Тем не менее «гарпиям» удавалось выуживать любопытную информацию. Интерес публики к первой леди был огромен. Люди страстно хотели знать все об экстравагантной юной особе, одевающейся по французской моде. В газетах писали о ее бесчисленных шляпках и платьях без рукавов.
«Джекки, безусловно, является самой модной женщиной в мире», — писал журнал «Варайете». — «Каждый предмет ее одежды является образцом для подражания», — утверждал журнал «Тайм». «Джекки украшает Америку», — восклицала газета «Нью-Йорк дейли ньюс».
До 1961 года в Америке еще не было такой молодой и прекрасной первой леди. Людей очаровывала модная одежда Жаклин и ее привязанность к охоте на лис. Их умиляли ее дети, и они с жадностью читали все о Каролине, которая каталась по Белому дому на трехколесном велосипеде. Маленькая блондинка восхищала читателей своими остроумными ответами. Самым знаменитым ее замечанием было сказанное в ответ на вопрос одного корреспондента о том, чем занимается ее отец.
«Да он вообще ничего не делает, он просто сидит без туфель и носков».
Везя свою дочь в автомобиле с открытом верхом, президент Кеннеди получал удовольствие от того, как она обращалась с фотографами, подбегающим к машине. Подражая матери, она поднимала вверх руку и говорила: «Никаких фотографий, пожалуйста».
Когда он познакомил ее с Сэмом Рейбюрном, спикером палаты представителей, Каролина уставилась на его лысую голову и спросила: «А почему у вас нет волос?»
Показав отремонтированный Белый дом Элеоноре Рузвельт и Генри Моргентау, президент предложил им выпить. Каролина, пританцовывая в своих туфлях на высоких каблуках, выпалила: «Они уже выпили, папа. Разве ты не видишь их стаканы?»
Между тем популярность президента Кеннеди росла. «Это все из-за Каролины, — ворчал один сенатор, — и ничего уж тут не поделаешь».
Однажды, находясь в Овальном кабинете, Каролина подняла трубку телефона. «Я хочу поговорить с дедушкой, — сказала она. Оператор Белого дома немедленно позвонил Джозефу Кеннеди в Палм-Бич,
«Каролина, что ты делаешь?» — вскричал президент. Когда он снял трубку, чтобы поговорить с отцом, Каролина схватила другой телефон и велела оператору Белого дома соединить ее с мисс Чарльз Райтсмен.
«Теперь я позвоню Джейн», — сказала она.
Кеннеди поощрял общительную фотогеничную девочку как можно чаще общаться с репортерами. Фотографов специально допускали в его кабинет, чтобы они фотографировали ее. Джекки протестовала. Ей не нравилось, что ее дочь используют в политических целях. Всякий раз, когда она видела фотографии своих детей в журналах, она связывалась с Пьером Сэлинджером и спрашивала его, почему он допускает подобное. Сэлинджер робко отвечал, что все это делается с согласия самого президента. «А мне плевать, — кричала Джекки. — Он не имеет права использовать моих детей в политических целях».
Когда журнал «Лук» захотел напечатать фото-эссе о президенте и его сыне, Сэлинджер сообщил об этом Джекки. Она разразилась тирадой, говоря, что это вторжение в личную жизнь семьи. Президент улыбнулся, когда Сэлинджер повторил ему эти ее слова. «Давай подождем пока с этим, — сказал он. — Вернемся к этому вопросу, когда она уедет из города».
Как только Джекки с сестрой уехали в Италию, фотографов вызвали в Овальный кабинет, где они смогли сфотографировать маленького Джона, сидящего под президентским столом. Когда первая леди вернулась, Сэлинджер рассказал ей о случившемся. Джекки начала кричать, что муж не имеет права эксплуатировать ее детей.
«Подождите, вам понравятся фотографии», — заверил ее Сэлинджер.
«Вы всегда так говорите», — фыркнула она.
Охрана тайны семейной жизни стала просто манией у Джекки, и она велела посадить возле Белого дома рододендроны, которые скрывали бы площадку, на которой играла Каролина. Она приказала агентам секретной службы конфисковывать пленки у фотографов, которые фотографируют без разрешения.
Истории о любимых животных детей также сводили ее с ума. Прочитав дурацкую статью о Чарли, вельш-терьере семьи Кеннеди, она бросилась искать псаря. «Никогда больше не позволяйте делать ничего подобного этим любопытным репортерам, — кричала она. — Меня тошнит от их статей, и я не хочу, чтобы вы рассказывали обо мне этим ведьмам».
Пресса, со своей стороны, прилагала все больше усилий, чтобы писать о Кеннеди. Появлялись статьи о Каролине и маленьком Джоне, об их любимых хомячках Мерибел и Блюбел, котенке Томе, их желтой канарейке Робине, о пони Макарони и белом щенке Пушкине — подарке Никиты Хрущева.
«Меня просто чертовски тошнит, когда я читаю о Макарони», — сказала Джекки Сэлинджеру.
Когда один фотограф отправился за Джекки в Миддлбург и сфотографировал тот момент, когда она упала с лошади, супруга президента немедленно позвонила в Белый дом. Она сказала своему мужу, чтобы он запретил фотографам снимать ее.