Жаклин
Шрифт:
Джекки считала, что ее муж слишком прижимистый человек, и не хотела даже говорить с ним на эту тему. Если только он сам не заводил разговор о ее расходах. Но даже в этом случае она не сообщала ему сколько денег тратит на себя.
«Я помню два новых дорогих ковра, которые она купила для дома в Джорджтауне, — вспоминает Билл Уолтон. — Она не хотела, чтобы он знал, сколько они стоили, потому что они были очень оригинальны. Он, разумеется, был от них без ума».
Небольшая ссора, начавшаяся в Джорджтауне, переросла в партизанскую войну в Белом Доме. Джек Кеннеди настаивал, что французская одежда, повар-француз
Вызвав к себе старшего дворецкого, Джекки сказала: «Я хочу, чтобы вы управляли этим домом так, будто здесь живет самый бедный президент из всех когда-либо выбранных в этой стране. Мы тратим астрономические суммы на развлечения, мистер Уэст, и нам нужно резко сократить наши расходы».
Обратившись к своей секретарше, она спросила: «Мэри, как вы считаете, куда уходит большая часть моих денег?»
«На одежду», — отвечала миссис Галахер.
«О да, Мэри. С данной минуты я попрошу вас хлопать меня по руке, если я стану заказывать какую-нибудь чересчур дорогую вещь».
Затем она написала записку Тиш Болдридж: «Еда и напитки поступают в Белый дом, как будто в последний день Римской империи». Джекки добавила: «Теперь все меняется: мы сократим наши расходы».
Через несколько минут она позвонила Кенни О'Доннел, секретарю президента. «На меня наехал Кармин Беллино, Кенни, требуется твоя помощь. Наши счета на напитки чрезмерно высоки, и Джек настаивает, чтобы мы предприняли что-то по этому поводу. Скажи, пожалуйста, что все, кто хочет сделать ему подарок, пусть покупают выпивку».
Экономка Энн Линкольн получила записку следующего содержания: «У нас тут скопилось слишком много спиртного. Единственный выход — это пригласить состоятельных гостей, которые могли бы заплатить за место за столом».
Начавшая экономить первая леди приказала кухонным работникам перестать посылать дары в сиротские дома, а использовать эту пищу на обедах семьи Кеннеди. Почтовому отделению было велено не раздавать подарки, присылаемые Каролине и маленькому Джону.
«Все приходит в норму, — сообщила она президенту через несколько дней. — Мы начали экономить, и я полагаю, что вскоре тебя ждет большой сюрприз».
В частном разговоре она издевалась над скупостью президента. Однажды, обедая с подругой в «Ла Каравелла» в Нью-Йорке, она заметила: «Президента сейчас больше интересует мой бюджет, чем бюджет США».
Но она продолжала время от времени делать дорогие покупки. Шкафы на третьем этаже ломились от одежды, которую она никогда не надевала.
«Видели бы вы одежду, которая хранится наверху», — говорила Ли Радзивилл одному гостю Белого дома. — Это невероятно». Даже сам Кармин не смог удержать ее от покупок. К концу второго года пребывания в Белом доме расходы Джекки составили 121 461 доллар.
Помимо одежды она тратила большие денежные суммы на аренду Глен Ор. Джекки потратила 10 000 долларов на ремонт дома, когда переехала туда. Впоследствии ей пришлось заплатить 10 000 долларов за то, чтобы со стен сняли обои. Она заменила все ковры и шторы и превратила 9000 ярдов земли в площадку для гольфа.
«Это совершенно напрасная трата денег», — негодовал президент.
«Нет, — отвечала
Джекки никогда не думала о том, что придет день, когда ей против ее воли и с болью в сердце придется покинуть Белый дом и расстаться с королевскими привилегиями первой леди. Она чувствовала, что не может ничего сказать, сделать или пойти куда-то без того, чтобы это немедленно не стало известно общественности. Отказываясь выполнять обязанности, возлагаемые на нее как на общественную фигуру, Жаклин не могла получать удовольствие от пребывания в официальной резиденции. В то время как Кеннеди был счастлив жить в Белом доме в качестве президента и с радостью показывал Белый дом своим друзьям, Джекки это совершенно не трогало. Жизнь в Белом доме для нее означала потерю собственной независимости. Живя в нем, она становилась объектом сплетен и политических домыслов. Ее тошнило оттого, что само ее существование теперь подходило под президентский протокол. Теперь она должна была жить единственно для глупых женщин, устраивающих идиотские чаепития.
Она понимала, что у нее нет никакого выбора, но была слишком упрямой, чтобы прекратить борьбу. Появляясь на публике, она вела себя, как королева, и мило улыбалась. Наедине с собой она негодовала по поводу своей общественной роли, презирая лицемерие и тем не менее получая удовольствие оттого, что ей льстят.
«Она порой казалась растерянной, разочарованной и беспомощной, — вспоминает ее друг Робин Дуглас-Хоум. — А то вдруг превращалась в королеву, первую леди, перед которой так и хотелось преклониться и оказать средневековые знаки почтения».
Ревнуя своего мужа к его президентским обязанностям, она избегала официальных тусовок, пользуясь своими детьми как прикрытием.
«Маленьких детей нельзя отдавать на попечение других людей. Ими должны заниматься родители, иначе ничего хорошего из них не получится. Мать постоянно должна быть при них. Тогда они чувствуют себя в безопасности в этом непонятном мире».
В то же время она надолго оставляла Каролину и маленького Джона. Она настояла на том, чтобы дети остались в Палм-Бич, когда сама переехала в Белый дом. Когда же они через месяц прибыли в Вашингтон, она оставила их с нянями и отправилась в Нью-Йорк за покупками, а потом в Вирджинию поохотиться на лис, после чего отдыхала в Палм-Бич.
Вначале она страшно страдала от своего нового общественного статуса. Белый дом казался ей адом.
«Она с трудом привыкала, — говорит Джин Смит. — Я думаю, что ее поездка в Европу произвела больше шума, чем поездка самого президента. Мне кажется, вот тогда-то она и начала получать от всего этого удовольствие. До того времени она была просто женой, что ее не очень трогало. Потом она поняла, что оказывает большое влияние на людей».
Только после этой поездки в Европу в 1961 году семья Кеннеди начала понимать, что они недооценили общественное значение Джекки. Они считали, что ей никогда не справиться с ролью первой леди. Чувствуя себя в течение долгого времени на вторых ролях, Джекки втайне радовалась тому, что оставила в тени свою свекровь, а также Юнис Шрайвер, которая тоже была в Париже.