Жалкая жизнь журналиста Журова
Шрифт:
Журов не мог с этим согласиться. Он сам, без всяких отцов! И в Болгарии тоже! Голова же есть на плечах. Он выглянул за дверь – Марго гремит кастрюлями на кухне, – на цыпочках добежал до телефона и перенес к себе в комнату.
– Привет, Вить… Ну, мы вчера и дали… Сам-то как?
– Я-то ничего. А вот ты мне вчера весь сортир заблевал. И пришлось на полу спать… Удружил.
– Да ладно ты! С кем не бывает! Ты мне лучше вот что скажи… почему это у меня в Болгарии ничего не выгорит? С чего ты взял? Что ты лечишь меня?
– Никто тебя, Боря, не лечит. Так… мысли вслух… Согласись, в Болгарии элементарно меньше шансов. Ты понимаешь, о чем я? Меньше, чем здесь! Что, не так? – Ответить Журову
– Витя, – заорал Журов, – вы что, все сговорились?! – и бросил трубку. На его вопль без стука – когда такое было? – вошла Марго.
Она открыла рот еще в дверях, но, почувствовав в комнате кислый запах перегара, сначала замахала руками, словно разгоняя его, потом, поморщившись, сухо произнесла:
– Я попросила бы тебя, Борис, когда ты не ночуешь дома, в обязательном порядке предупреждать меня заранее. Не позже одиннадцати часов. Чтобы я могла спокойно спать, а не обзванивать до утра приемные отделения больниц и моргов.
Журов ничего не ответил, лег в постель, повернулся лицом к стене и накрылся с головой одеялом. Поколебавшись, Марго присела рядом, положила руку ему на плечо.
– Бобочка, мальчик мой, больше ничего не буду тебе говорить… ты сам все понимаешь. Постарайся взять себя в руки. Давай-давай, вставай! Принимай душ, проветривай комнату, а то дышать невозможно, и пойдем ужинать.
Она через силу стянула с него одеяло, поцеловала в затылок и вышла из комнаты.
Лишь через сутки Журов выбрался из дома. Марго упорхнула в университет на лекцию друга своего покойного мужа, профессора Г. А. Бялого, читавшего по вечерам спецкурс по русской литературе ХIХ века. На его лекции ходила добрая половина уважающей себя интеллигенции города, без Марго тут было никак не обойтись.
Журов добрел до «Рима», но заходить не стал, передумал и поехал в «Сайгон» [3] . Первым, кого он там увидел, оказался Миша, так друзья называли начинающего художника Андрея Медведева.
– Ты чего такой довольный? – спросил Журов, пожимая ему руку.
– Дури взял. Узбекской. Говорят, хорошая. Будешь?
– Здесь? Я стремаюсь чего-то…
– Так и я здесь стремаюсь… В мастерскую поедем.
– Тогда айда! Хрен с ним с кофе!
Напоследок Журов обернулся – мало ли кто еще из знакомых мог быть сейчас в «Сайгоне» – и оторопел. Через стол стояла Анук Эме и что-то энергично втолковывала подруге, та только согласно кивала. Он зачарованно сделал несколько шагов в их сторону. Конечно же, не Анук Эме, но как похожа! Услышать бы ее голос… Он приблизился еще на несколько шагов. Какой приятный тембр, какая живая и эмоциональная речь… Только вот что не так? Ба, да у нее акцент! Такой не перепутать, француженка, но как свободно говорит по-русски! И что с того? Необъяснимо, но на душе Журова почему-то потеплело. Он пошел догонять Мишу.
3
Культовые места в 60—80-е годы ХХ века.
На мансарде в Мишиной мастерской на Загородном проспекте напротив джаз-клуба побывала добрая половина андеграунда города. Мастерская была выделена Союзом художников Мишиному отцу, но тот легко без нее обходился, и как только Миша поступил
4
Художественное училище им. В. И. Мухиной.
Предварительно заварив чай, Миша расторопно и с любовью к делу забил косяк. Закурили. Вторую половину пустили паровозом, пяточку растягивали. Как и во всех предыдущих случаях опытов с каннабисом, Журов абсолютно ничего не почувствовал: то ли конопля попадалась всегда левая, то ли легкие наркотики его не забирали. Других он не пробовал и не собирался. Однако он с уважением смотрел на задумчиво-мечтательное лицо Миши. Человеку вот кайф пришел!
После второго косяка ничего не изменилось, но появилось ощущение исключительной благоприятности момента, чтобы поделиться некоторыми соображениями о своей жизни. Прыгая с одного на другое, он заговорил о мучительной смерти матери, о блядской работе отца и его стремительной – чесалось у него, что ли? – женитьбе на молодой и тупой телочке из Мухосранска. Тупая не тупая, а выдавила его из квартиры на Пешков-стрит. Возлюбленная Иванка – прекрасна, но из-за нее отца прессуют органы. В Болгарии он не пропадет, потому что имеет голову на плечах. Марго замечательная, самый дорогой для него человек, но и та встала на сторону отца. Друг Витя оказался двуличной гнидой, он заодно со всеми против него. А после окончания университета он ни за что не станет проституткой и будет писать что-то особенное и талантливое. Может, и в Болгарии!
В пылу этой спонтанной исповеди Журов не заметил, как к ним присоединились две юные очаровательные барышни: высокая, яркая, эффектная и очень смело одетая Ульяна и миниатюрная блондинка Женя, полная противоположность подруги, но тоже очень красивая.
– Так ты сын Анатолия Журова? – с интересом спросила Ульяна, изучающе разглядывая его с ног до головы.
– А что, это имеет значение? Да, сын! Но я все сам! И сейчас, и в будущем! – высокомерно отрезал Журов.
Ульяна с Женей переглянулись, почти синхронно фыркнули и расхохотались, запрокидывая головы. К ним тут же присоединился Миша, уж больно заразительным было их веселье, и Журов не удержался – как можно обижаться на таких хорошеньких!
Даже сквозь смех он удивился, насколько резко и выпукло ему видятся предметы в комнате. Картины и рисунки, тесно и беспорядочно развешанные по стенам, подрамники штабелями где только можно, банки с кистями, тюбики с красками, полки, заваленные бумагами и в основном бесполезными книгами, ветхие, полуживые стулья, поцарапанный стол, консервная банка вместо пепельницы, потрескавшиеся чашки с остывшим чаем, старинный патефон, найденный кем-то на помойке с кучей довоенных пластинок, которые – о чудо! – еще можно было слушать на этом самом патефоне.
Мишина дурь совсем не забирает. Правда, он не заметил, как пришли девушки… Откуда он знает, что Ульяна манекенщица? Вероятно, Миша сказал. Женя – маленькая, таких в манекенщицы не берут. Они лучшие подруги… Какие все хорошие… Миша, девушки.
– Котик, – Ульяна положила руку ему на грудь, – не смей сомневаться! Обязательно женись на своей Иванке! – Журов признательно посмотрел на нее. Что-то такое она знает, раз так уверенно говорит. Хватит сомневаться! Все нормальные люди советуют жениться! Тогда решено! Какая все-таки красивая эта Ульяна!