Жало 3
Шрифт:
— Конечно погибнет, но не сразу, — отреагировал меж тем на упрек крысюк. — Да руби уже! Че ты там так долго выцеливаешь?..
Разыскав стелящийся по земле стебель, я приноровился и с одного размашистого удара перерубил его у основания шманка. Из шлепнувшегося на землю стеблевого обрубка тут же, как из шланга, хлынул мутный белесый поток растительного сока. Такая же жидкость заструилась вниз из свежего среза на основании шманка.
— А теперь сунь мачете между сомкнутых створок шманка, навались на него и поддень верхнюю створку, — продолжил командовать мною Ччверсс.
Я все
И тут же началась какая-то лютая дичь…
— Ну наконец-то! Олег, скорее, развяжи меня! — знакомый до дрожи, молящий о помощи, голос раздался из открывающегося нутра шманка.
А через секунду в распахнувшейся лиственной чаше я обнаружил связанную по рукам и ногам Берту, избитую, в рваном окровавленном комбинезоне, развернувшую ко мне заплаканное лицо…
Но едва я сунулся к подруге с мачете, чтоб разрезать путы, как иллюзорная фигура девушки сгинула без следа, и, вместо веревки на ее запястьях, клинок мачете уперся в хитиновую броню оказавшегося на месте девушки юзз-полосатика. Вернее даже не целиком осоподобного руха, а лишь его хитинового панциря, без начинки внутренних мягких тканей, которые, похоже, благополучно растворились в бурлящей белесой жиже на дне листовой чаши.
— Что это сейчас было? — ошарашенно пробормотал я.
— Ты о чем, командир? — откликнулся растерянно Сыч, остававшийся с остальными членами отряда на некотором отдалении от открывшегося шманка.
— Рискну предположить, что наш командир только что подвергся остаточному воздействию дурманящего газа, — ответил великану крысюк. — И словил реалистичный глюк… Я прав? — последний его вопрос адресовался, разумеется, уже мне.
— А сразу предупредить об этом не мог? — огрызнулся я в ответ.
— Как видите, на командира дурманящий газ произвел неизгладимое впечатление, — фыркнул Ччверсс. — Как, собственно, и на бедолагу юзз-полосатика. Только рух, отхватив полновесную дозу дурманящего газа, отдался своей галлюцинации полностью, и в итоге оказался, как видите, переваренным шманком.
— Твою ж мать! — выдохнул я, наблюдая как белесая субстанция, постепенно проседая до дна (и вытекая наружу через свежий срез бывшего соединения со стеблем), открывает все больше нашим взорам пустой панцирь растворенного в растительном бульоне руха.
— Да не дергайся, командир. Теперь ловушка обезврежена, и угрозы не представляет, — продолжил наставлять за спиной крысюк. — И если выкинуть оттуда мусор, и набросать внутрь свежей травы, можно смело забираться внутрь…
— Да ну нафиг! Че за дичь! — возмутился я.
— Там хрень бурлящая до сих пор на дне пузырится! — подхватила Марина.
— Ой, да брось, все уже оттуда практически вытекло, — отмахнулся крысюк. — Шибко брезгливые могут дополнительно пучком травы дно тщательно протереть… Далее укладываемся на подстилку, закрываемся сверху крышкой и спокойно почиваем до утра.
— Ччверсс — ты безбашенный псих, — покачал головой я.
— Это многократно проверенный, гарантированный способ ночевки, командир, — горячо заспорил крысюк. — Потому что местные
— Я Фьфьчверффу верю, — поддержала своего самца крысючка. — И тофе рифкну факрытьфя внутри фледуюфего фманка.
— Ну так-то иных вариантов у нас все одно нет, — пожал плечами Мих.
— Согласен, — кивнул Сыч.
— Психи, блин, отмороженные, — фыркнула Марина. — Фиг с вами, я тоже в теме.
— Твою ж мать! — подытожил общие прения я и, подцепив кончиком мачете останки юзз-полосатика, выбросил хитиновый панцирь наружу.
Подскочившая тут же Ффаффа стала наспех состряпанным из стеблей папоротника веником сгребать мусор с уже практически сухого дна…
— Да, забыл уточнить еще один важный момент, — снова заговорил Ччверсс. — Командир, тебе нужно будет четко отследить, чтобы все шманки на этом лежбище, а не только выбранные нами в качестве наших спальных мест, оказались отделенными от стеблей. В противном случае с утра мы рискуем попасть под выброс дурманящего газа из пропущенных и оставленных невредимыми шманок.
Глава 24
Глава 24. Коварство шманок
Мне грезилось, будто нутро рвут раскаленными щипцами, а сил отмахнуться от терзающих тело палачей в лежащих колодами руках и ногах не было от слова совсем. И как я не силился вырваться из этого лютого треша, кошмарный сон вцепился в меня мертвой хваткой и ни в какую не желал отпускать.
Эта жесть длилась долго. Бесконечно долго. От нестерпимой боли поначалу я отчаянно орал, и молил мучителей прекратить невыносимую пытку. Но равнодушные к моим призывам «щипцы» продолжали рвать кровоточащие нутро. Воплями я добился лишь срыва голосовых связок, отчего в итоге с крика перешел на жалкий сиплый хрип. И так хрипел до самого конца экзекуции. Ожидать которого пришлось умопомрачительно долго.
Из-за того, что пытка происходила во сне, сознание не могло отключиться, и я вынужден был мелкими глотками беспрерывно цедить цистерну муки до самого дна. Просто чудо, что в процессе не тронулся рассудком…
Оковы тяжкого сна разрушил спасительный солнечный свет, вдруг со всех сторон озаривший непроглядную чернильную мглу пыточной ловушки. Свет мгновенно наполнил силой немощное тело, и я, как из глубокого омута, рванул из кошмара на волю.
Глаза распахнулись, и обнаружил себя сидящем внутри раскрывшегося шманка, на залитой рассветными лучами поляне, среди чертовой дюжины таких же распахнувшихся гигантских листьев плотоядного растения. Вокруг потягивались и вяло обменивались дежурными приветствиями остальные члены отряда, которые, в отличии от меня, в своих шманках прекрасно похоже выспались.