Жалобная книга

Фрай Макс

Киваю. Интересно, неужели он думает, будто я действительно не знаю, что такое “сейсмическая активность”? Ну, дела.

– … А, по-моему, еще есть зоны фаталистической активности, – неожиданно объявляет мой лектор. – Места, где колесо судьбы вертится стремительно и непредсказуемо, а не с тоскливым скрипом, к которому мы привыкли… Скорее всего, я фантазирую, но если все же так, то “Дверь” – одно из таких мест.

Да я, в общем, и не сомневаюсь.

Для начала мы отправляемся в кофейную комнату. Там почти пусто, только за столиком у очередного нарисованного окна сидит здоровенная тетка лет пятидесяти. Не толстая, а именно вот – здоровенная.

Великанша, богатырка. Наверняка вдова Ильи Муромца. Когда мой спутник, просияв, подлетел к ней обниматься, выяснилось, что мадам выше его на полголовы, как минимум.

– Капа, – ликует мой наставник и поводырь, – а я-то думал, ты нас покинула.

– Ну уж нет, – гудит басовитая Капа. – Просто я от вас отдыхала. И от всего остального.

– Отдохнула?

– Устала, – смеется. – Нет ничего утомительнее, чем остаться наедине с собой. И как люди с собою по семьдесят лет кряду живут? Вот чего я никогда не пойму.

– Нормально живут. Просто к хорошему быстро привыкаешь, – назидательно говорит рыжий.

– Гляди-ка, такой мудрый стал, – великанша качает головой, впрочем, скорее насмешливо, чем восхищенно.

– Вовсе нет. Просто память у меня хорошая. Избирательная, но хорошая. Ты не заметила, что мы почти слово в слово воспроизвели наш диалог почти годичной давности? Только ролями поменялись. Я вернул тебе твою собственную мудрость, даже без процентов. Не настолько у меня светлая голова, чтобы чужие премудрости с процентами возвращать.

– Ладно тебе прибедняться, – отмахивается огромная Капа. – Ты меня лучше с девушкой познакомь.

“Девушка” – это у нас, надо понимать, я.

Прежде, чем я успела опомниться, великанша заключила меня в объятия. И вот ведь что удивительно – прежде я прикосновения чужих людей терпеть не могла. Даже случайных, в метро, или в троллейбусе, старалась избегать. Я, собственно, и родной матери тискать себя не особо позволяла – лет с семи примерно. А уж от назойливых лап чужой тетки, меня по идее, стошнить могло бы.

Но тут я, страшно сказать, мгновенно растаяла. Руки у Капы оказались горячими, а огромная грудь – мягкой и уютной, как диванная подушка. Ее богатырское тело источало тонкий, удивительно свежий аромат – смесь подснежников и алоэ, так что ли? Я собралась было спросить, что за парфюм у нее такой чудесный, да постеснялась.

– Хорошая какая, – одобрительно пробасила Капа, отпуская меня на волю. Отстранившись, еще раз оглядела с ног до головы и заключила: – Добро пожаловать!

А я гляжу на нее заворожено, ничегошеньки не понимаю. Ну, почти. Они вдвоем как-то меня усадили за столик у нарисованного окна, даже капучино мне заказали, посыпанный не корицей, а тертым шоколадом, как я люблю. Как угадали?..

– Капитолина Аркадьевна, – рассказывает мой поводырь, – наш единственный добрый ангел. Первая, кого я встретил в этом клубе. Я ведь почти случайно сюда попал. Михаэль – немец, в Москве никогда в жизни не был, о существовании местной тусовки знал сугубо теоретически. Вернее даже не знал. Просто подозревал, что вряд ли я окажусь единственным накхом в таком огромном городе как Москва. Сказал мне на прощание: “Обязательно разыщи там своих. Иногда это бывает позарез нужно”. Теоретически я был с ним согласен, а на практике совершенно не понимал, как я буду кого-то искать? Где искать? По улицам, что ли, мотаться, прохожих за грудки хватать, в глаза заглядывать?.. Со временем понял, конечно, что за грудки никого хватать не нужно, даже близко подходить

не обязательно. Но и другое стало мне совершенно очевидно: потребуется огромное, нечеловеческое везение, чтобы нарваться на еще одного накха . Ну я и забил на это дело. Решил: перебьюсь. Обещал себе, что, в случае чего, найду способ смотаться к Михаэлю. Ну, или хоть по телефону ему позвонить можно – так я себя успокаивал.

– И как же ты, в итоге, всех нашел? – спрашиваю. Лишь бы спросить, показать, что я слушаю. Очень внимательно слушаю. Это, между прочим, чистая правда.

– Я-то как раз ничего не нашел, – смеется. – Меня нашли. Один из тутошних завсегдатаев приметил меня – где бы ты думала? – в “Летчике”. Положил на стол визитку и поспешно удалился, я звука произнести не успел. Когда человеку, в детстве контуженному Уэллсом, суют под нос картонку с надписью “Дверь в стене”, точным адресом и примечанием, от руки: “Каждую субботу, по вечерам”, – как-то не до комментариев… Конечно, я сюда прибежал, из чистого любопытства, поглядеть: зачем звали-то? Предположения были самые разные, от мистических до криминально-эротических, так что я был начеку…

– Теперь это называется “начеку”, – ухмыляется Капа. – Скажи уж прямо: шел и не знал, что тебе предстоит, помереть на месте, или просто усраться с перепугу!

– Ну, почему… Крутились у меня в голове и другие варианты. Но и эти два имели место, ты права.

Тут он торжествующе глядит на меня.

– И что же ты думаешь? Первой я встретил Капитолину Аркадьевну. Она тут же заявила: “какой хороший мальчик!” – и я, понятно, расслабился. Если бы в эту минуту появились придуманные мною монстры и злодеи, могли бы брать меня тепленьким.

– Это мое хобби, – объясняет великанша. – Я тут единственная, кто по-настоящему интересуется коллегами. Сую нос в чужие дела, даже сплетнями не брезгую. Мне, правда, интересно, несмотря ни на что. И еще люблю приходить сюда пораньше, чтобы не пропустить новенького, если вдруг появится. В первый раз все стесняются, это понятно. Но загвоздка еще и в том, что мало кто понимает, зачем, собственно, его сюда принесло? И ведь порой два часа просидишь, а так и не поймешь, зачем все это. Мы все, по большей части, с причудами. Даже пригласить сюда по-человечески мало кто способен, а уж объяснений каких-то вообще не дождешься. Это тебя за ручку привели, как первоклашку в школу. Повезло.

– Да, – соглашаюсь. И снова умолкаю.

– А вот пришла бы сюда неделей раньше, не было бы тебе никакой Капитолины Аркадьевны, – назидательно говорит рыжий. – Она нас на целый месяц покинула.

Глаза у него при этом непроизвольно округляются, брови ползут вверх, приобретая трагический излом. И я вдруг осознаю: да, конечно, для накхов месяц – огромный срок. Почти вечность.

– Ладно, – откликаюсь рассеяно, – я ни за что не стану приходить сюда неделей раньше, обещаю. Спасибо, что предупредил.

Собеседники мои развеселились, а я даже не сразу поняла: что тут смешного? Вот до чего обалдела.

Кафе понемногу заполнялось посетителями. Здесь оказалось не так уж людно. Почти треть столиков в кофейной комнате к восьми вечера оставалась пустой, а в чайной засел один-единственный дядечка средних лет, улыбчивый и молчаливый. За весь вечер он ни разу не поднялся с места, словом ни с кем не обменялся, но разглядывал присутствующих с доброжелательным вниманием – тех, кто не был скрыт от его поля зрения двумя дверными проемами.