Жан Жульер и тайна Шато Тьерри
Шрифт:
Мамы – народ чуткий. Если тебе, дружок, кажется, что она спит и ничего не слышит, то ты здорово ошибаешься. Маме Жана показалось, что дверь в подвал скрипнула, она бросила сонный взгляд на часы: в лунном свете ходики показывали половину первого. «Нет, почудилось», – решила она и спокойно погрузилась в свой сон обратно, ну а какой, мы рассказывать не станем, это еще одна, но другая тайна Шато Тьерри.
Выйдя из каюты, Капитан Жульер поднялся на мостик.
– Всем занять свои места, вахтенный – право руля.
«Марионетка» качнулась на правый борт и, следуя вдоль каменистой гряды, понеслась на всех парусах. Через два часа такого хода в, казалось бы, бесконечной ленте холмов обнаружился
Второе Море «перевернутого мира» являло собой субстанцию более прозрачную, нежели даже родниковая вода, не говоря о полной солей и всяческой живности морской. Корсары с разинутыми от удивления глазами повисли на бортах фрегата, разглядывая новую для них среду и собственные «умытые» физиономии. Могло показаться, что корабль рассекает не воды, но облака, нежные, перьевые покрывала, да и сама «Марионетка», словно оправдывая свое имя, «висела» на невидимых нитях, лениво покачиваясь из стороны в сторону. Жан, стоящий на мостике, изумленно разглядывал все палубы до самого киля вместе с людьми, переборками и содержимым, ибо дерево, ушедшее на постройку судна, сменилось «стеклом». Вечно грязные, обряженные Бог весть во что флибустьеры также поменяли внешний вид – одежда, как хрупкая слюда, прикрывала их выбеленные тела, на коих то тут, то там обозначались более темные пятна и полосы.
Жан припомнил одну из многочисленных книжек в родительском доме под названием «Строение человеческого тела». Мужчина со «снятой» кожей демонстрировал все то многообразие органов, что запихнул внутрь Адама Господь Бог. Мальчик завороженно проводил пальцем по картинке, а отец подсказывал: «Это желудок, это сердце, это почки, а вот это легкие».
«Мой Бог, – осенило Жана, – да ведь я вижу внутренности своих головорезов, черт, это же мечта доктора». Он с нескрываемым интересом стал изучать полупрозрачные фигуры, тыкающие друг в друга пальцами и гогочущие от восторга, ибо видели то же, что и Капитан.
– Боцман, – Жан подозвал помощника, – не подскажете ли мне, отчего ваша селезенка кажется гораздо темнее всего остального?
– Последнее время, сир, мучаюсь сильными болями, – и Боцман, поморщившись, прижал белесую руку к такому же по цвету боку.
– Ясно, – уверенно произнес Жан. – Мы видим болезни, пораженные органы меняют цвет, да, удивительное место.
– Так точно, капитан, – согласился Боцман. – И еще, очень похоже, переломы костей. У меня здесь, здесь и здесь, – моряк показал на руку, ногу и левую часть лица.
– Верно, приятель, – похвалил Жан и хотел добавить еще что-то, но в этот момент раздался вопль впередсмотрящего:
– Судно на горизонте, справа по борту.
Капитан Жульер раскрыл трубу.
– Знакомые очертания, да сожрет меня морской черт вместе с пряжкой и саблей, если это не старый знакомый, «Кокон». Ждать штиля не будем, Боцман, шлюпки на воду.
Корсары, без возражений, подчиняясь каким-то иным законам местной природы, посыпались на весла, даже саблю не пришлось вынимать. Первые гребки вместе с брызгами прозрачной воды «родили» светлые нити, потянувшиеся навстречу галеону от каждого матроса, и чем сильнее гребли матросы, тем темнее становились их тела, а нити – ярче, при этом «Кокон» убыстрял свое приближение, вырастая в размерах. В один момент Жану, не сводящему глаз с торговца, так хорошо знакомого ему по Первому Морю, показалось, что не «Марионетка» приближается, а «Кокон», напитываясь силами команды, набухает, как дрожжевое тесто. В тот миг, когда суда стукнулись борт о борт, все гребцы были серого цвета, а галеон, нависавший над «Марионеткой», как гора над мышью, блистал неземной
Абордаж оказался банальным вытягиванием последних сил, точнее, нитей из бравых пиратов, после чего еще сохранявший свою энергию Капитан Жульер, поднявшись на борт «Кокона», смог самолично лицезреть своих подчиненных, раскиданных по белоснежной палубе в виде потухших угольков. Хозяин галеона, обладатель русалочьих очей, выглядел великаном, титаном, плечи которого упирались в облака, а головы видно не было вовсе.
«Господи, – подумал Жан, – как же я был глуп и смешон тогда», – он вспомнил разговор с капитаном «Кокона» через губу, как победителя с поверженным соперником. Здесь, в Эфире, все оказалось иначе. Могущественный незнакомец повел себя щедро и благородно, он не воспользовался бессилием атаковавших его, а, напротив, одарил «богатствами» из трюмов своих столь безрассудно, что опустошил их полностью, не пожалев ничего.
«Марионетка», груженная светящимися рундуками и командой, вновь побелевшей, а значит, здоровой, отчалила от «Кокона», который, отдав все, мгновенно сжался в точку вместе со своим удивительным капитаном-титаном, словно ветер невиданной силы смахнул галеон водной глади прямо за горизонт…
Жан торопился, он знал, что отец давно хворает и теперь, когда в его руках оказалось спасительное светящееся покрывало (в Первом Море имевшее вид шелкового ковра), стоило поспешить. Он укроет больного, и белые нити наполнят тело страдальца здоровьем и силой. Влетев в отцовскую опочивальню, он бросился к кровати месье Жувьера.
Тот, постанывая, удивленно спросил:
– Ты чего, сынок?
– Я принес тебе… – мальчик протянул ковер… который оказался чашей с жидкостью.
– Что, лекарство?
– Да, отец, лекарство, – не очень уверенно ответил Жан, припоминая метаморфозы с мукой и золотыми монетами.
Месье Жувьер привстал на кровати, протянул руку и сунул длинный, с горбинкой нос в чашу.
– Ром? – он обескураженно уставился на сына. – Жан, дорогой мой мальчик, – слеза покатилась по отцовской щеке, – да ведь именно такое «богатство» и привело меня на постель. – Месье Жувьер поставил чашу на тумбочку. – Лучше возьми книгу и почитай мне.
– Какую, отец? – с готовностью согласился мальчик.
– А вон ту, «Строение человеческого тела», – мужчина указал место на полке. – И мне полегчает, и тебе пригодится.
Глава 5
О необходимости двигаться дальше Капитану Жульеру разглагольствовать не пришлось: глядя воспаленными от жажды наживы глазами на сияющие рундуки, матросы уже заняли места согласно морскому уставу и кодексу досточтимого Моргана, а канониры, элита среди пиратского отребья, открыв пушечные порты заранее, то и дело припадали к стволам, выцеливая невидимого противника. Кок, этакий сверкающий фитиль (как ты помнишь, дружок, месье Оливье был высокого роста), выглянул из люка на палубу и, правильно оценив обстановку всеобщего возбуждения, махнул рукой и вернулся к своим супам и кашам, звать на обед было некого, он и сам был заряжен энергией по уши.
Жан, предвидя грядущие препоны, отправился в каюту и, погромыхав известной тебе, дружок, заветной дверцей, оказался дома, перед листом бумаги с фрегатом, где рядом со вторым кругом, извини, Морем изобразил еще одно и не забыл о перемычке между ними. Мальчик уже собрался обратно, на «Марионетку», как вдруг до него донеслось тихое всхлипывание, прямо как в кино про любовь (вспомнил он любимую мамину мелодраму), и выглянул в окно. Звуки доносились с соседского участка, за живой изгородью из колючего шиповника, кто плакал, видно не было, но Жан догадался. Раздвинув корявые, с длинными шипами ветки, мальчик увидел покрасневшее личико соседки Мари.