Жандарм 5
Шрифт:
За дверью повисла тишина, и я решил больше не стоять в коридоре. Распахнул дверь настежь, заметив, как вздрогнуло четверо молодых мужчин, и решительно зашел внутрь.
— Я тут краем уха услышал, что кому-то мой интерес может не понравиться. И кто же из вас такой скрытный? Не подскажите?
Глава 12
Прямо сцена «к нам едет ревизор». Четыре человека с разной степенью удивления и страха уставились на меня, не в силах ответить на простой вопрос. Все четверо — мужчины в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Тот, что выглядит
Справа от меня стоит боком рыжий молодой парень. Немного полноват, в сером кителе и черных сапогах. Единственный из четверки, у кого открылся рот от удивления.
Слева стену подпирает брюнет лет тридцати. Худой, высокий в слегка запыленном пиджаке. Не сказать, что неопрятный, но почему-то при взгляде на него становится понятно — холостяк.
Последний из четверки сидит ближе всего к двери и соответственно ко мне. Он единственный, кому пришлось обернуться на мой голос, чтобы увидеть меня. Тоже брюнет, но одежда куда более чистая, да на пальце я кольцо заметил.
— Григорий Мстиславович? — первым пришел в себя «недоверчивый».
Судя по голосу — последняя фраза перед тем, как я зашел, принадлежала ему.
— Он самый. Штабс-ротмистр Бологовский. Ваш новый начальник. А вы?..
— Емельян Никифорович Артюхов, — встав из-за стола, представился «недоверчивый» мужик. — Поручик.
— Подпоручик Лукьянов, — вскочил «окольцованный». — Борис Владимирович.
А вот этот «голос» говорил про прошлого начальника и его «грешки». Запомним. Исходя из услышанной интонации, ему это не нравилось. Честный выходит.
— Паршенко, — буркнул «неопрятный». — Савелий Иванович. Подпоручик.
— Поручик Гнедин, — последним представился «рыжий». Третий «голос», которому было жалко прошлого ротмистра. — Егор Васильевич.
— А теперь кратко расскажите о том, чем занимались раньше. Подробнее после напишите в отчете. Со своими мыслями, как можно улучшить эффективность нашей службы и на каких людей в нашем районе стоит обратить более пристальное внимание, — я обвел настороженных людей взглядом. — Ну? Чего замолчали? Вот вы, Борис Владимирович, и начните, — кивнул я на «окольцованного».
— Эээ, — сначала растерялся подпоручик. Но быстро собрался и начал «доклад». — На службе выполняю в основном слежку за подозрительными лицами. Веду сбор информации о населении и отдельных гражданах, подпадающих под критерии «о неблагонадежности».
— Хорошо. Савелий Иванович?
— То же самое, — буркнул «неопрятный».
Ага. Те самые «филеры». Я перевел взгляд на Артюхова.
— Основное направление — работа с полевыми агентами. Вербовка, получение данных. При необходимости — провожу целенаправленное внедрение завербованного агента в интересующие нас места.
Молча кивнув, принимая информацию, я посмотрел на Гнедина.
— Занимаюсь документацией нашего отдела, — пожал тот плечами. — Плюс — бухгалтерия, работа с архивом.
Теперь понятно, почему ему жаль, что Семенов покинул пост. Если тот и правда брал взятки, то этот «бухгалтер» по любому имел от него свою «копеечку».
— Даю вам час, чтобы подготовить короткий отчет.
Покинув своих новых подчиненных, я отправился к себе. Надо посмотреть, осталось ли что-то от предыдущего хозяина. Да и в архив глянуть — думаю, третья дверь в маленьком коридорчике именно в него ведет.
Артюхов вошел, когда я задумчиво чесал голову, в попытках понять — а чем именно занимался ротмистр Семенов? Отчетов в кабинете нет. Лишь циркуляры государственной палаты, относящиеся к нашему ведомству. Личные вещи, как я полагаю, он забрал. Материалов на каких-то значимых лиц района тоже не обнаружено. Я в архиве больше времени провел, чем в собственном кабинете! Там хотя бы узнал, кто является тем же настоятелем в церковной епархии, имя директора мужской гимназии, да кратко глянул на личные дела остальных глав значимых заведений района. А тут — чистота девственная.
— Присаживайтесь, Емельян Никифорович, — указал я «недоверчивому» на стул. — Вы случайно не знаете, что забрал с собой из кабинета ротмистр Семенов?
— Насколько мне известно — только личные вещи.
— Чем же он тогда занимался-то, — покачал я головой. — Ни одного дела в столе не лежит.
— Не могу знать, господин штабс-ротмистр.
— Это был риторический вопрос, — махнул я рукой. — Итак. Я вас слушаю.
Поручик успел подготовиться основательно. Видно, что человек работает и «находится в теме». Да и агентов у него оказалось немало. Аж двенадцать человек! Да не абы кто, а люди, находящиеся рядом с теми самыми «главами» местных общественных организаций. Секретарь директора мужской гимназии, стряпчий в этом самом здании, в котором мы располагаемся, писарь в Церкви Николая Чудотворца. И это те, кого я запомнил.
В целом район по словам Артюхова был спокойным. В политическом плане. У Емельяна Никифоровича вызывал интерес лишь настоятель церковной епархии. По его словам, тот уж очень активно принялся помогать рабочим и крестьянам. На создание профсоюзов агитирует. Письмо императору хочет написать об их состоянии. Да и в целом его проповеди очень напоминают пропаганду всяких социалистов. С той лишь пока разницей, что настоятель старается «работать» в рамках закона.
— По тонкой грани ходит, — прокомментировал это Артюхов. — Вроде и не против власти или императора — а так получается, что большинство недовольных нашего района к нему на проповеди ходят. Да и из других районов стекаются.
— Давно это происходит?
— Примерно год назад пост занял. До этого прошлый настоятель ему не давал разгуляться.
— Хорошо. На этом все?
— Да.
В ходе доклада поручик постепенно отошел от официоза, и теперь общались мы с ним нормально. Без этих «не могу знать», «так точно» и «никак нет», которые Артюхов применял в самом начале.
После него я позвал к себе Паршенко. Этот замкнутый подпоручик оказался по жизни интровертом. Людей не любит, сам говорит мало, зато в слежке — лучший среди моих подчиненных. Это я понял гораздо позже, а сейчас просто выслушал короткий доклад о том, за кем он следит, по чьему распоряжению и его мысли о том, за кем еще стоит присмотреть издалека. Покидал он меня с видимым облегчением.