Жанна д"Арк из рода Валуа книга третья
Шрифт:
Армия, и без того уже напоминавшая Жанне реку в момент разлива, всё полнилась и полнилась. По всем дорогам в долине Луары тянулись к ней ручейки пеших и конных отрядов: шли ополченцы от больших городов и мелких селений, ехали отдельные воины, которые недолго оставались одинокими на этих дорогах. Со всех областей страны прибывали добровольцы, ведомые надеждой и верой. Несли в заклад всё своё имущество, чтобы иметь возможность стать под славное знамя Девы-Спасительницы и воевать, воевать, воевать, не испытывая больше горечи поражений!
Многие считали, что Дева поведёт войско в Реймс через Париж и Нормандию. Раньше такой поход показался бы безумием, но
Но выбор окончательного пути всё равно предоставили Деве, как исполнительнице воли Божьей, поскольку хватало и таких – в основном среди знати от духовенства – кто был уверен: в Париж должен войти законным образом коронованный король. Только тогда во всей Европе не найдётся никого, кто мог бы в поддержку англичан заявить об узурпации трона бастардом.
– Слушайте своё сердце, дитя, – очень проникновенно посоветовала Жанне мадам Иоланда, когда, разрываясь между двумя мнениями, девушка рискнула поведать герцогине о том, что не знает как лучше поступить. – Сердце никогда не обманет, поверьте.
Однако как бы сильно ни билось сердце девушки в моменты, когда герцог Алансонский настаивал на походе на Париж и затем на Нормандию, слушать ей, в конце концов, пришлось другие голоса.
– Воля Божья, – говорили они. – Господь установил законы земной власти и осеняет благословением только тех, кто им следует. И разве ты сама не требовала коронации сразу после освобождения Орлеана?
– Но многие мои военачальники считают…
– Многие – ещё не все, а законы едины для всех.
– … Я верю в своего командующего, – говорил и дофин. – Верю в тебя, Жанна, и в наше воинство, но всё же… всё же многие мои советники считают, что Европа с большей благосклонностью отнесётся к нашим действиям, если в столицу войдёт законный король.
Что он при этом думал сам, оставалось неясным.
Шарля пугали оба пути, однако приходилось делать геройский вид на фоне всеобщего воодушевления и показывать свою готовность принять эту страну под покровительство, как и подобает истинному правителю.
– Жаль, что матушка учила меня только править, а не сражаться, – пробормотал он как-то в узком кругу своих приближённых, глядя из окна крепостной башни на растущие вокруг города шатры. – Но, чувствую, скоро придётся возглавить это войско, чтобы в Реймс ли, или в Париж въехал король-победитель, достойный своего народа… О, Господи! Почему я так мало смыслю в стратегии?!
Шарля тут же принялись убеждать, что далеко не каждый стратег может достойно управлять государством, и что для Франции – когда закончатся эти военные походы – важнее иметь короля, как раз умеющего править, способного подарить стране мир путём договорённостей, а не кровопролитных сражений. И только Ла Тремуй, всегда ратовавший за переговоры, которому сейчас бы и ввернуть своё слово, почему-то отмолчался, опустил голову и почесал нос, явно скрывая выражение своего лица.
На следующий день после
– Казни в этой чёртовой Нормандии сделали своё дело, – горячился Ла Ир, пользуясь отсутствием Жанны и отводя душу поминанием нечистого. – Бэдфорд не скоро соберёт там армию, и достаточно одного хорошего удара, чтобы выбить их обратно на их чёртов остров!
– Верно! Верно! – раздались голоса.
– Непонятно только, почему дофин медлит! – продолжал Ла Ир. – Уж теперь-то чего?! Теперь ОНИ нас боятся!
– Нужно сказать ему!
– Нужно настаивать!
– Попросить Деву убедить его! Её он послушает!..
Ла Тремуй тихо улыбнулся и, дождавшись паузы в восклицаниях, ласково спросил:
– Кажется, пообщавшись с нашей Девой, вы тоже стали слышать неких святых, господин де Виньоль 5 ? Уверен, без их покровительства ни вы, ни кто-то другой ни за что бы не назвали его величество дофином.
Ла Ир, не скрывая пренебрежения к этому постороннему мнению, выпятил грудь.
– По мне как плод ни назови – лишь бы был крепок, спел и есть хотелось. А я сейчас голоден, как никогда.
5
Этьен де Виньоль – имя, Ла Ир – прозвище.
Вокруг засмеялись с явным одобрением.
– Но если вы так голодны, – поднял брови Ла Тремуй, – какая вам разница из какой миски вкушать?
– Из полной кушается лучше, господин Ла Тремуй. Удар по Парижу, а затем по Нормандии даст нам победу окончательную и бесповоротную…
– И незаконную, не так ли?
Ла Ир сердито поджал губы.
– Лично я в законности прав нашего короля не сомневаюсь, – развёл руками Ла Тремуй. – Но вы сами минуту назад назвали его дофином, что очень показательно. И Дева, если память мне не изменяет, ещё в Шиноне заявила, что явилась сюда только за тем, чтобы спасти Орлеан и короновать его величество в Реймсе, разве нет? Вот пусть сначала коронует, как обещала – в этом я вижу величайшую Божию мудрость – а уж потом… Потом, я думаю, король и сам решит кого ему кормить дальше – рыцарей или дипломатов.
Министр слегка поклонился присутствующим, окидывая их внимательным взором, не удержался от откровенной усмешки и прошествовал далее, нисколько не сомневаясь, что сейчас за его спиной рыцари если и не вслух, то мысленно обязательно выругаются.
– Каналья… – донёсся чей-то сдавленный голос.
– Да сколько угодно, – пробормотал Ла Тремуй себе под нос.
«Кричите, господа, ругайтесь на здоровье, – думал он, отвечая на поклоны встречающихся дворян. – Чем злее вы все станете, тем лучше. Тем достовернее будет выглядеть заговор, который я создам куда быстрее, чем мадам герцогиня создала свою Деву. Уж не знаю, кто именно и каким числом помогал ей, но у меня сейчас помощников – хоть отбавляй! Все эти графы, бароны, Ла Иры… Бедняжки даже не понимают, что уже пляшут под мою дудку с такой же готовностью, с которой идут за этой своей Жанной. Так что злитесь, злитесь, негодуйте: сегодня я сам жду от вас ненависти, чтобы завтра не испытывать особой жалости ни к кому».