Жанна д"Арк из рода Валуа книга вторая
Шрифт:
– Ваша служба, наверное, призывает вас, сударь? Мне не хотелось бы отрывать вас и дальше…
– О нет, мадам, во мне почти не нуждаются при дворе с приездом герцогини Анжуйской.
– Но может быть нуждается ваша жена? Вы говорили, она больна…
– У моей жены обычная меланхолия. К тому же, она не теряла близкого человека.
– А разве ваше долгое отсутствие не есть потеря?
– Мы никогда не были особенно близки…
Подобные разговоры стали повторяться всё чаще, но долго вестись они не могли. И, как бы ни был Ла Тремуй ослеплен любовью и оглуплён счастьем
Проведя бессонную ночь за поиском слов, которыми можно было растрогать сердце красавицы, этот ловкий интриган еле дождался часа, когда можно будет к ней явиться. Но стоило им оказаться лицом к лицу, как чувства и мысли перемешались, и объяснился Ла Тремуй небывало косноязычно.
Краснея, словно мальчик, он понес какую-то околесицу про прекрасные глаза, про незабываемые часы, проведенные возле мадам Катрин, и завершил всё таким вульгарным намеком на близость, что сам смешался и замолчал, не смея поднять глаза на свою богиню.
– Так вы желаете стать моим любовником, сударь? – услышал он через мгновение абсолютно равнодушный голос.
Мадам Катрин смотрела так, как смотрят женщины нисколько не сомневающиеся в природе тех чувств, которые они внушают всем мужчинам без разбора. Ла Тремуй ей не очень нравился и, конечно же, ничем не затронул её сердце. Но, умело разбираясь в страстях, мадам Катрин прекрасно поняла, что чувства его неподдельны, и решила ничем не пренебрегать. Болезненно честолюбивый муж – господин де Жиак – никогда не отличался великодушием и тем особенным благородством, что присущи людям истинно властным и уверенным в себе. При жизни герцога Бургундского он трусливо помалкивал, зато теперь мог поквитаться за все и отправить мадам Катрин в монастырь, прибрав к рукам её приданое. В подобной ситуации отвергать заботу и покровительство Ла Тремуя было глупо. Но ещё глупее было бы принять их сейчас, когда сидя вдали от двора, граф собственными руками сводил своё влияние к нулю.
– Что же вы молчите? Вы желаете лечь со мной в постель?
– Я желаю обладать вами всегда, – пролепетал сбитый столку этим странным тоном Ла Тремуй.
– Но я замужем, сударь.
– Я тоже женат…
– Тогда вам лучше отправиться к жене и постараться полюбить её.
– Зная вас, это уже невозможно.
Мадам Катрин пожала плечами.
– Как хотите. Но пока я замужем, ничто не заставит меня осквернить священное таинство брака.
Это пренебрежение и откровенная насмешка пробили, наконец, брешь в смятенной душе. Ла Тремуй понял, что оскорблен.
– Герцогу Бургундскому вы это тоже говорили? – вскинулся он, не думая о последствиях.
Глаза мадам Катрин холодно сверкнули.
– Станьте герцогом Бургундским и узнаете.
После таких слов кому-то определенно следовало уйти, но оба продолжали молчать и ждать.
«Если этот господин готов ради меня на все, – думала мадам Катрин, – он должен прямо сейчас догадаться, что мне нужно. А если он, ко всему прочему, еще и глуп – пусть убирается ко всем чертям!».
– Значит, пока вы
– Нет, разумеется.
– А если…
– Что?
– Вы ведь можете овдоветь?
– Надеюсь, что могу.
Глаза Ла Тремуя и мадам Катрин, не мигая, смотрели друг в друга.
– Значит, если вы овдовеете…
– Разумеется – да.
Ла Тремуй протер вспотевший лоб кончиками пальцев. Так вот в чем дело!
– Полагаю, мне следует вернуться ко двору дофина, – забормотал он. – Но я не могу сейчас… Иоланда Анжуйская меня не жалует и может добиться изгнания…
Лицо мадам Катрин презрительно скривилось, как будто она съела что-то несвежее.
– Но я что-нибудь придумаю! – быстро воскликнул Ла Тремуй.
– Надеюсь.
Катрин с безразличным видом хлопнула в ладоши, призывая служанок, удаленных по просьбе Ла Тремуя.
– Надеюсь также, – добавила она, – что ваши раздумья не затянутся еще на год.
Несколько последующих дней отношения между хозяйкой замка и её гостем были откровенно натянутыми. Ла Тремуй лихорадочно соображал, как ему вернуться в Пуатье на прежних правах доброго советника, и даже кое-что придумал. Но мысль о разлуке с мадам Катрин заставляла его тут же находить изъяны во всем придуманном. И, даже прекрасно понимая, что только уехав сможет он приблизиться к желанной цели, бедный влюбленный продолжал затягивать отъезд, несмотря на открытое недовольство своей госпожи.
О том, как он заставит де Жиака сделать супругу вдовой, Ла Тремуй не думал вообще. На фоне всего остального это представлялось такой мелочью, что придавать ей значение именно сейчас не стоило. Уж если сходит с рук открытое убийство такого человека, как герцог Бургундский, то случайная смерть какого-то де Жиака не вызовет вообще никаких вопросов. Не говоря уж о том, что она не заставит плакать даже его жену. Гораздо более важным представлялось другое: каким все-таки образом можно вернуться ко двору дофина, и каким образом заставить себя это сделать?!
Наконец, пришло известие о победе французских войск под Боже. И мадам Катрин сменила гнев на милость.
– Чем не повод? – спрашивала она. – Поезжайте поздравить!
– Но герцогиня Анжуйская может не дать мне даже рта раскрыть.
– А кто вас просит идти с поздравлениями к герцогине? Идите сразу к дофину! Или его вы тоже боитесь?
– Мадам, я никого не боюсь! Я бы пошел хоть к черту в пекло, но не в силах уйти от вас! За весь этот год вы не протянули мне даже пальца! И это жестоко, учитывая на какой грех обрекается моя душа.
– Так вы торговец, сударь? – вскинула брови мадам Катрин. – Вам надо потрогать товар, прежде чем платить за него?
– Я рыцарь, – вздохнул Ла Тремуй. – Но я и человек. Человек, готовый ради вас на всё. Однако…
Катрин не дала ему договорить. Она до смерти устала и от бесконечных признаний, и от собственного беспокойства: дофин уже пообещал её мужу должность министра, если станет королем. А учитывая воодушевление в стране после первой военной победы, ему это того и гляди удастся, несмотря на все договоры…