Жанна д"Арк из рода Валуа книга вторая
Шрифт:
Мальчик сильно возмужал, пройдя боевое крещение в нескольких вылазках против англичан. Стал спокойней в движениях и смотрел теперь более жестко. И хотя не был похож на отца лицом, напоминал его статью и трогательно-узнаваемой манерой встряхивать головой, когда снимал шлем или шляпу. Впрочем, шляп он уже не носил. Щегольские наряды были отставлены, и даже теперь, придя к матери, Рене надел легкую кольчугу с панцирем и нарамниками.
– Ты собираешься в поход? – спросила мадам Иоланда, обводя рукой боевой
Очнувшийся от раздумий Рене повернулся к матери и с улыбкой поклонился.
– Кажется мы собираемся вместе, матушка. Мне сказали, ты примеряешь мантию отца… Это – из-за воспоминаний, или предстоит поход на королевский двор?
– Всё вместе.
Мадам Иоланда подошла к сыну, заботливо поправила сбившийся белый шарф на его плече, который Рене, как и вся здешняя молодая знать, носил в знак траура по Франции, и кивнула ему на стул, сама опускаясь в полукруглое венецианское кресло.
– Ты по какому-то делу?
– Я соскучился…
Герцогиня внимательно посмотрела на сына. «Нужно будет научить его притворяться более умело», – подумала она, нисколько не обманываясь наигранной беззаботностью. Рене явно пришел поговорить о чем-то важном, но не знал как начать, поэтому «соскучился» прозвучало у него неубедительно, и улыбка, призванная подкрепить слова, вышла какая-то косая. «Вероятно, мальчик волнуется из-за своего двойственного семейного положения и не решается заговорить – считает проблему слишком мелкой. А не решать её тоже не может…», – предположила мадам Иоланда.
Как только пришло известие о подписании договора в Труа, свадьбу с Изабель Лотарингской сыграли почти молниеносно, но… только на бумаге. На пышные церемонии не тратили ни средства, ни время, отложив «семейное» празднество до лучших времен. А наступить они должны были скоро: герцог Карл осмелел настолько, что стал открыто выражать свое недовольство англо-бургундскими действиями и вот-вот должен был подать в отставку. Как только это случится, церемонию снова проведут – теперь по всем правилам, и брак будет комсуммирован. Пока же Рене ходил – ни муж, ни холостяк, и с легкой руки де Ре получил у местной молодёжи довольно обидное прозвище…
Вероятно, нанося визит матери, он надеялся хоть как-то ускорить процесс.
«Или мальчик в кого-то влюбился? В его возрасте это вполне могло произойти, – подумала мадам Иоланда, вспомнив, что бывает и такое. – Разрывается между чувством и долгом и хочет получить совет? Или выдвинет какие-нибудь условия…"
Однако, строя одно предположение за другим, герцогиня первой поднимать тему не стала. Пускай Рене учится. В том будущем, которое ему было уготовано, требовалось умение твердо держать разговор самому.
– Ла Файет хвалит тебя, – сказала герцогиня. – Говорит, ты стал хороший воин.
– Вы же знаете, матушка, для меня это
– Для тебя – может быть. Но я рада. У хорошего воина больше шансов остаться в живых.
– Если Ла Файет и дальше не будет допускать меня до серьёзного дела, я останусь в живых даже не будучи хорошим воином.
Герцогиня рассмеялась.
– Пожалей его, Рене. Если с тобой случится что-то страшное, Ла Файету проще будет погибнуть самому, чем сообщить об этом мне.
Рене озабоченно побарабанил пальцами по колену.
«Ну!», – мысленно подтолкнула его мадам Иоланда.
– Так зачем вы примеряли мантию, матушка?
Герцогиня вздохнула.
– Хочу надеть её на коронацию Шарля.
Теперь пришла очередь рассмеяться Рене. Его всегда восхищало умение матери жить, опережая сегодняшний день и видеть будущее так, словно оно уже свершилось в полном соответствии с её планами. Однажды, шутки ради, он спросил – как ей это удается, а в ответ услышал: «Нужно чаще закрывать глаза, так видно много дальше, чем возле носа».
Но говорить о коронации дофина сейчас было пожалуй слишком дальновидно.
– Ты зря смеешься, – покачала головой мадам Иоланда. – По сведениям, которые я получаю из Парижа, король совсем плох. А Монмут уже полгода топчется под Мо, теряя армию так же, как когда-то под Арфлёром. Но там они дохли от жары и желудочной болезни, а здесь – от холода и простуды… Как видишь, осады английскому королю явно не удаются. Говорят, он тоже болен. И очень подавлен своими неудачами. Откуда нам знать, насколько сильно и одно, и другое?
– Надеюсь, что смертельно, – без улыбки заметил Рене. – Как думаете, матушка, Мо сдадут?
Мадам Иоланда молча кивнула.
– И ничего нельзя сделать?
– Зима измотала их сильнее, чем английскую армию. Вряд ли в живых осталась треть населения…
– Проклятье, – пробормотал Рене, опуская голову.
– Мы не можем двинуть армию к Мо по весеннему бездорожью, – чувствуя в глубине души гордость за это его отчаяние, сказала герцогиня. – Второй Азенкур нас уничтожит. Но, если король Шарль умрет, мы сможем сами короновать дофина и выставить за ним армию, хорошо отдохнувшую за зиму, против поредевшего воинства Монмута, который до Реймса в этом случае, даже не дойдет.
– У Монмута родился сын, матушка. По договору в Труа он станет единым королем Англии и Франции после смерти и нашего короля, и своего отца. Даже если Монмут не дойдет до Реймса, туда довезут его сына!
Рене выпалил это сгоряча, и только потом, опомнившись, осторожно посмотрел на мать. С некоторых пор любое упоминание о договоре в Труа заставляло её брезгливо морщиться, хотя раньше было и того хуже – она просто выходила из себя. Но сегодня герцогиня пропустила это упоминание мимо ушей.